Я обнял Симу, и мы закачались в такт мелодии. Ляля тоже плясал. Увидев, что Лилька уже занята, он принялся кружить по поляне, прижимая к себе воображаемую девушку и во все горло горланя:
«А белый лебедь на пруду
Качает павшую звезду,
На том пруду, куда тебя я приведу…»
В темноте мелькали огоньки сигарет. Я не отрывал взгляда от Симы, и она тоже смотрела мне в глаза. За ее спиной качались деревья и плясал костер. В какой-то момент, танцуя, Сима закинула голову и принялась смотреть на ночное небо. А у меня вдруг возникло желание наклониться и поцеловать ее в шею. Я еле сдержал себя. Вместо этого тоже поднял голову. Над нами кружились звезды.
Возможно, Сима почувствовала мое острое желание ее поцеловать, потому как в следующий раз, когда мы встретились взглядами, она смущенно улыбнулась.
– Все-таки я нравлюсь тебе? – спросил я. Сердце сильнее забилось.
– Что? – не поняла Сима.
– Ты так смотришь на меня… Все-таки я нравлюсь тебе, не Марвин?
– Какой же ты дурачок, Лева, – засмеялась Сима и положила голову мне на грудь.
Сима
Я проснулась посреди ночи и не сразу сообразила, что происходит. Мне казалось, что я проспала от силы пять минут. Только уснула под грохот басов, доносящийся с улицы, и тут же открыла глаза. Вокруг стояла пронзительная тишина, нарушаемая лишь доносившимся из соседней комнаты храпом. Это Марвин вторую ночь подряд храпел. Что ж, должен же быть у этого красавчика хоть один минус…
Когда глаза привыкли к темноте, я разглядела Лилю. С высоким пучком на голове, она нависла надо мной и вглядывалась в лицо.
– Не спишь? – шепотом спросила Лиля.
– Нет, конечно, ты же меня разбудила! – прошипела я в ответ.
– Отлично! – обрадовалась Лиля. – Мне одна мысль все покоя не дает… Никак не могу уснуть. Ты должна сделать со мной это!
– Сделать с тобой что?
Лиля нащупала мою руку и потянула на себя. Пришлось подниматься.
– Выйдем на улицу? – попросила Лиля.
Спросонья я совсем не соображала. И все-таки принялась послушно одеваться. В темноте мы напяливали теплую одежду поверх пижам, при этом задевая локтями брезент. Мне казалось, что мы делаем все очень шумно и вот-вот кто-нибудь проснется. Но никто не просыпался.
По дороге к тамбуру осторожно переступили через сладко спящих парней. Я посмеялась про себя, глядя на Лялю и Леву. Лялин снова положил на Стаховича ноги…
Мы выбрались из палатки и поежились. Ночь казалась холодной. Хотя когда мы плясали у костра, то совсем не мерзли. Прислушались. В одной палатке было совсем тихо. А из второй доносился храп покруче, чем от Марвина.
– Наверное, это дядя Толя, – шепотом предположила Лиля.
– Ага, – зевнула я. Наш первый вечер в палаточном лагере прошел очень сумбурно. Столько новых впечатлений, мест, лиц… От всех событий голова шла кругом. – Ты зачем меня разбудила-то?
Лиля сияла радостью. Натянула на голову капюшон от куртки и принялась скакать на месте, пытаясь согреться.
– Пойдем!
Она снова взяла меня за руку, и мы молча двинулись мимо потухшего костра и палаток копателей.
– Лев говорил, тебя Шандарева и Бурыкина обижают? – ни с того ни с сего спросила Лиля.
– Я им деньги должна.
Лиля обернулась и нахмурилась.
– Это они умеют… Подставлять людей и вымогать деньги потом. В школе пусть только попробуют еще раз к тебе сунуться. Я про них столько дерьма знаю, не отмоются. И вообще, с первого сентября ты будешь под моим крылышком. И под Левиным.
Лиля подмигнула, а я тут же опустила глаза. Лиля заметила мое смущение и громко рассмеялась. Тогда я, воровато оглядываясь по сторонам, тут же зашипела на нее. Вдруг кого разбудит?
– Да брось! – сказала Лиля. – Даже если сейчас перед палатками приземлится вертолет, никто не проснется. Видела, сколько этот Альберт влил в себя за вечер? Про остальных я вообще молчу.
Вспомнив о пьяных малознакомых мужиках, Лиля презрительно поморщилась.
Ночь была темной и звездной. До рассвета еще было далеко. В лесу покрикивали птицы.
Когда я поняла, куда мы направляемся, удивленно спросила:
– Ты что-то оставила в машине?
– Ага, – загадочно отозвалась Лиля. – Но не в машине Макса.
Я ничего не понимала. А когда мы прошли мимо «Мазды» Марвина и остановились рядом с темно-зеленым «уазиком», все стало еще страннее.
– Ты чего? – я снова перешла на шепот.
– Загляни туда, – улыбалась Лиля.
Я, привстав на цыпочки, осмотрела салон. Но он был пустой. Только на заднем сиденье лежала чья-то черная бейсболка.
– Ну и что?
– Да ты куда-то не туда глядишь, – рассердилась Лиля. – На замок зажигания посмотри!
Я снова прилепилась к окну и разглядела оставленный в замке ключ.
– И?
– О боже, Сима!
Лиля легонько оттолкнула меня и с щелчком открыла водительскую дверь.
– Когда с озера возвращались, я увидела, что они ключи оставили, – принялась объяснять Лиля, усаживаясь на водительское сиденье. Обернулась ко мне. Я так и стояла на месте, ежась от ночной прохлады. – Прокатишься со мной?
– Я-то тебе зачем?
– Как это зачем? Одной страшно, – призналась Лиля.
Я молча оглядывала «уазик».
– А если страшно, тогда для чего ты собралась на нем кататься?
– Симочка, ну пожалуйста! Я очень хочу прокатиться на этой штуке! Никто не дает мне машину: ни папа, ни Макс…
– Может, на то есть причины? У тебя нет прав! – напомнила я.
– Не будь занудой, – поморщилась Лиля. – Я отлично вожу. Отец нас с Левой лет в четырнадцать научил, мы по дачному поселку с ним катались.
Я все еще колебалась.
– Давай, прыгай! – нахмурившись, поторопила меня Лиля. – Ты когда-нибудь ездила на такой штуке?
– Никогда, – покачала я головой. – Да, если честно, и не горела желанием…
– А мы ездили. Нас с Левой папин друг на рыбалку с собой брал. Но за рулем я ни разу не сидела… А мы всего-то один кружок! Туда и обратно.
– А если заметят?
– Они крепко спят, никто не проснется. Ну же, Симочка, давай! Неужели тебе никогда не хотелось совершить что-нибудь безрассудное?
Все понятно. Лилю пьянила свалившаяся на нее свобода так же, как дядю Толю пьянил в прошлый вечер самогон.
Совершала ли я что-нибудь безрассудное? Полет с крыльца на скейте, ворованные шоколадки и фрукты, выброшенная в окно сумка одноклассницы, проникновение в чужую квартиру через балкон… В конце концов, отправиться на поиски сокровищ черт-те куда – это тоже не самое заурядное решение. Я не задумывалась как-то, но оказалось, что вся моя жизнь – сплошное безрассудство.
