– Когда закончатся занятия, мы с друзьями поедем на природу. Ненадолго. На неделю. С Марвиным на его машине.
Марвина нельзя было назвать взрослым человеком, который сможет за нас поручиться. Скорее, с ним мы, наоборот, могли влипнуть в неприятности. Уточнять, что за друзья с нами будут, я тоже не стал. Хватило мне той нотации от мамы по поводу Симы Шац и ее матери… Но себя-то я считал человеком сознательным и ни разу в жизни не подводил родителей. Как и моя сестра. Почему нам с Лилей не дают шанса?
– Лиля за нами присмотрит, – зачем-то брякнул я.
– А чем вы собрались заниматься, что за вами нужно присматривать? – тут же насторожилась мама. Снова потянулась ложечкой к торту.
– О господи, мама, да ничем противозаконным. Мы просто отдохнем после тяжелого учебного года.
– Лев, разве ты устал? Учеба тебе дается просто. Вот на следующий год…
– Именно, что учеба дается мне просто. Потому что я занимаюсь только ею целыми днями, – начал я терять терпение.
– А как же твоя девочка? Аксинья. Почему ты ее к нам не приглашаешь? Я слышала о ней только от Лилечки. И с радостью бы познакомилась…
– Мы с Аксиньей расстались, мама, – перебил я.
Мама удивленно захлопала глазами.
– Расстались? А почему? Из-за этой Симы Шац, да? Я ведь тебя предупреждала…
Мама снова обеспокоенно затрещала без остановки. А затем с Аксиньи переключилась на поездку:
– Ты с Симой? И с Марвиным? Отец тебя не отпустит! Лева, я тебя не отпущу… Никуда не отпущу. Ты хоть знаешь, как опасно…
– Мама! – выкрикнул я внезапно.
Мать вздрогнула и затравленно уставилась на меня.
– С нами ничего не случится. Со мной ничего не случится. Пожалуйста, дай мне немного свободы. Я задыхаюсь, мама.
Мама опустила глаза на торт, а затем машинально почерпнула ложкой новый кусочек. Нервно отправила в рот. Потом еще и еще…
– Мама, я – не он. Я не такой. Пожалуйста, перестань нас сравнивать. Я не повторю его судьбу хотя бы потому, что сам этого не хочу.
Не прожевав, мама засовывала в рот новый кусок торта. Снова и снова. Подавившись, закашлялась. И слезы потекли по ее щекам. Тогда я поспешно встал из-за стола и налил воды.
– Пей, – протянул я ей стакан.
Маму душили слезы. Она выпустила ложку из рук, и та со звоном полетела на пол.
– Я другой, мама. Как ты этого не поймешь? Мы похожи только внешне. Мам, я другой человек. Не он.
Теперь мать, не прожевав торт, разрыдалась в голос. На кухню заглянула перепуганная Лилька. Тут же бросилась к маме с объятиями и принялась гладить ее по голове.
– Поговорил, да? – сердито посмотрела сестра на меня. – Тебя переклинило, что ли?
Я лишь растерянно уставился на Лилю.
– Мамочка, если ты против, мы не поедем, честное слово, никуда не поедем! – лепетала Лиля, гладя всхлипывающую маму по волосам. В глазах сестры тоже заблестели слезы. – Просто мы хотим быть честными с тобой. Рассказывать все-все… Чтобы ты нам верила. Ну, пожалуйста, перестань, мамочка. Успокойся. Все хорошо. Мы будем дома… Мы никуда не поедем. Мы всегда будем с тобой… Всегда, дорогая мамочка. Всегда.
Сима
Тополиный пух носился по улицам и кружил в воздухе, как первый снег. Он лез в глаза и в нос, но я совсем не обращала на него внимания. После последнего в этом учебном году классного часа медленно брела по школьному двору под веселое воробьиное чириканье.
В душе образовалась какая-то непонятная, щемящая пустота, которая вытягивала из меня все силы.
Поначалу мне казалось, что теперь, когда я узнала всю правду о папе и Антонине, мне будет так больно, что захочется лезть на стену. А еще я начну ненавидеть их всей душой… Но ничего из этого не было. Я словно превратилась в своего отца. Стала тенью без человека. Никем… Меня будто бы больше не стало.
Я не хотела ненавидеть Антонину Юрьевну, но видеть ее мне все равно пока было неприятно. А она в конце года, будто нарочно, принялась все чаще заглядывать в наш класс. Один раз, когда директриса собрала нас в конце дня и по какой-то мелочи обратилась ко мне, я не выдержала и при всем классе ей нагрубила. Помню удивленный взгляд повернувшегося ко мне Льва. Его любимую, самую лучшую и самую добрую Тоню обидели… А ведь я сама все эти годы считала ее неравнодушной к чужой беде. И как теперь понять, действительно ли она хотела мне помочь, или это было лишь чувство вины за предательство и за то, во что оно в итоге вылилось? Вся эта ее учтивость, помощь, душевные разговоры… Вспоминать обо всем этом теперь было противно и больно.
Тогда же, после своей грубости в адрес Антонины, я встретилась взглядом не только со Львом, но и с Шандаревой и Бурыкиной. Они долго смотрели на меня, потом тихо переговаривались между собой, а я при этом не сводила с них взгляда. Я знала, что у них давние контры с директрисой, и тот наш общий поход в ее кабинет – не первый в их жизни. Поэтому, когда одноклассницы в последний школьный день снова подкараулили меня недалеко от футбольного поля, я ничуть не удивилась.
– Привет! – первой поздоровалась со мной Даша Бурыкина.
– Привет, – откликнулась я. И усмехнулась: – Давно не виделись.
Юля с Дашей воровато огляделись, а затем уставились на меня.
– Ты теперь тоже в контрах с Тонечкой?
– С чего вы взяли?
– Видно, что Тонечка тебе неприятна. Каждый раз, когда она приходит в класс, у тебя такое лицо… Что не поделили? Хотя раньше казалось, что ты ее любимица, – ухмыльнулась Шандарева. – Что у вас произошло?
– Даже если и что-то не поделили, вам какое дело до этого?
– А ты помнишь, что до сих пор нам должна?
– Да отдам я вам деньги за эту палетку, – раздраженно поморщилась я. Вот найду сокровища… – А за телефон ничего не дам, даже не надейтесь.
– Погоди, погоди, Шац, ты что так распсиховалась? – Эти дуры переглянулись и рассмеялись. – У нас к тебе вообще деловое предложение.
– Какое еще деловое предложение?
Шандарева и Бурыкина взяли меня под руки с обеих сторон и повели за футбольное поле. Я огляделась на всякий случай, нет ли поблизости Стаховича. Все-таки он два раза вызволял меня из лап этих дур. Но в третий раз мне так повезти не могло. Тем более Лев говорил, что после классного часа ему нужно срочно домой – они всей семьей все-таки уезжали на дачу.
– Ты ведь знаешь, что я давно уже с Тонечкой не в ладах? – начала издалека Шандарева.
– Ага, она тебя все время к себе вызывает, – поддакнула Бурыкина.
– Может, потому что ты действительно косячишь? – резонно поинтересовалась я. – По-моему, все закономерно.
– Ты, Шац, самая умная, что ли? Тонечка правда меня цепляет ни за что ни про что.
