В квартиру я поднималась в приподнятом настроении. Бежала вверх по лестнице, перепрыгивая сразу пару ступеней. Знала, что у отца сегодня выходной, и мне впервые за долгое время захотелось с ним поболтать. Попить вдвоем чай и рассказать о контрольной.
Входная дверь была не закрыта, но меня это ни капли не удивило. Из-за своей пагубной привычки отец стал очень рассеянным и часто оставлял дверь открытой. Тогда я решила тихонечко разуться, пройти в комнату и напугать папу. А затем, конечно, отчитать его за то, что он такой рассеянный.
Нагнувшись, я быстро развязала шнурки на одной кроссовке, сбросила ее с ноги и только теперь расслышала в квартире тихий женский голос. Так и замерла в темном коридоре, стоя на одной ноге и покачиваясь.
Голос этот был до боли знакомым, потому как принадлежал нашей директрисе.
– Как ты мог поднять на нее руку? – нервно вопрошала она. И я даже представила ее мимику в тот момент.
– Я уже извинился перед Симой, – сухо отвечал папа. – Тоня, зачем ты пришла?
– Извинился? Разве есть этому прощение? Ты хоть понимаешь, что можешь потерять и ее навсегда? Я просто обязана сообщить…
– Зачем ты пришла? – перебив ее, снова повторил отец. – Мы столько не виделись, и все было хорошо. Если бы не ты…
– Ох, не нужно только меня во всем винить, ладно? Мы оба хороши! И оба тогда этого хотели… А теперь ты выставляешь все так, будто я тебя, бедненького, совратила.
Затаив дыхание, я боялась пошевелиться. Вдруг снова стало дурно, до тошноты.
– Если бы ты ей не рассказала… – начал отец. – Один раз! Одна ошибка…
– Я не могла жить во лжи, понимаешь? И сейчас не могу! Как ты Симе в глаза смотришь, зная, что из-за нас…
Так и не снимая вторую кроссовку, я прошла на кухню и замерла в проеме.
Антонина Юрьевна стояла спиной, поэтому первым увидел меня отец. Он тут же страшно побледнел. Тогда и Антонина быстро обернулась, и в глазах ее отразился неподдельный ужас.
– Серафима… – произнесла она еле слышно. – Сима… Послушай…
Отец словно потерял дар речи. Сидя за столом, обреченно уронил голову на руки.
Я тоже не могла произнести ни слова. Мне понадобились время и силы, чтобы собраться с мыслями и охрипшим от волнения голосом проговорить:
– Так вы… Вместе… А она… Она узнала?..
– Сима, это было всего один раз, – сказал отец, так и не поднимая головы. – Один гребаный раз, Сима. За который я до сих пор расплачиваюсь.
Антонина Юрьевна молчала. Не сводила с меня испуганного взгляда. В ее глазах задрожали слезы.
– Так значит, она из-за вас… – продолжила я. А потом зло выкрикнула: – Она не пережила вашего предательства!
– Перестань! – в ответ повысил голос отец. – Это был несчастный случай… Интоксикация. Мама была больна…
Каждое новое предложение – как короткий удар под дых, отчего затошнило еще больше.
Не помня себя я вылетела на лестничную площадку. Хотелось убежать куда глаза глядят. Скорее уехать отсюда как можно дальше и никогда больше не возвращаться.
Яркий солнечный день, который мог стать одним из самых счастливых в моей жизни, смазался в некрасивое бессмысленное пятно. Хотя небо было таким же синим, птицы так же весело пели и чирикали, а яблони по-прежнему цвели. Но я всей этой красоты вокруг себя больше не видела и не слышала. Снова захотелось стать такой же, как прежде, – злой и резкой.
Стоя в одной кроссовке посреди зеленого майского двора и не зная, как теперь жить дальше, я набрала номер Лялина.
Лев
Марвин навис над открытым капотом, что-то долго там рассматривал и хмурился.
– Ведешь себя так, будто знаешь, в чем дело, – усмехнулся я.
С самого утра я зависал у Марвина в гостях. Макс жил за городом вместе с родителями, в просторном кирпичном дуплексе. Погода сегодня была солнечной. Марвин выкатил из гаража во двор свою «Мазду» и с важным видом ее осматривал. Я сидел в шезлонге и грыз яблоки, которыми меня угостила мама Макса. Солнце припекало макушку.
Макс отвлекся, взглянул на меня сначала исподлобья, а затем широко улыбнулся.
– Репетирую, – сказал он. – Девочкам нравится, когда парни разбираются в тачках.
– Да, но Лиля сразу поймет, что ты просто гипнотизируешь двигатель, – засмеялся я. – От твоего пристального взгляда машина не починится.
– А она и не сломается, – подмигнул Макс. – Я прошел техосмотр. Тачка новая и проверенная, все будет хорошо. Если я разок якобы ее сломаю, а затем ее якобы починю, кому от этого будет плохо?
– Да ты просто якобы пикапер, – сказал я.
Макс не терял надежды завоевать мою сестру. Не привыкший к отказам, Марвин никак не мог простить Лиле то, что она его динамит. Даже на июньскую поездку согласился ради того, чтобы снова попробовать расположить к себе мою сестру. Я ему специально сказал, что Лиля поедет с нами. Тем более что сестра действительно увязалась за мной. Хотя она, кажется, даже до конца не понимала, что нам предстоит делать.
На музыкальный фестиваль мне ехать все равно уже не хотелось. Расставшись с Аксиньей, я сразу сказал Максу, что никуда не еду. Марвин скис, но поддержал меня и тоже отказался от поездки. А когда наметилась перспектива помочь незнакомым ему ребятам, сразу дал заднюю. Разворчался, что это у нас, школьников, на носу каникулы, а у него семнадцатого июня первый экзамен. Пришлось подключать тяжелую артиллерию – Лилю. Я знал, что Марвин не упустит такую возможность – снова подкатить к ней. И знал также, что сестра снова его прокатит. Ради поездки с Симой пришлось пожертвовать другом…
Макс так и не понимал, для чего мне все это могло понадобиться. О существовании Шац и Лялина он до этого мая даже не подозревал.
– Говоришь, эта Сима училась в нашей школе? – спросил Марвин.
– Ну да. Перевелась, когда ты был в десятом.
Марвин почесал темноволосую макушку.
– Значит, страшненькая. Не помню такую.
Я не мог назвать Симу страшненькой. Хотя до недавнего времени сам не обращал на нее внимания. Скорее уж – незаметная и тихая.
– Нормальная она, – возразил я. Сима была тоненькой, гибкой и очень симпатичной. Если мы с Марвиным не смогли ее сразу разглядеть – это только наши проблемы.
– Значит, ты на нее все-таки запал? – спросил Макс, снова склонившись над открытым капотом.
Почему-то его предположение меня рассердило, поэтому я огрызнулся:
– Ты можешь не пялиться на двигатель? Я-то знаю, что ты в этом не шаришь. И нет, ни на кого я больше не западал.
Макс выпрямился и с издевкой улыбнулся.
– Ладно-ладно. Тогда на фига мы туда едем?
– Так… Развеяться, – ответил я. – Конец учебного года оказался стремным.
