Для романа я взял лишь несколько зарисовок. Отбраковал, к примеру, процесс выпекания бейглов. Потому что к началу шестидесятых годов бейгл-бум уже прошел. И вообще, не следует писателю пихать в роман все подряд. Нужен строгий отбор ингредиентов; берется только самое необходимое.
В дополнение к уже имевшимся персонажам появились типы вроде хромого Джимпи, от ботиночных швов до волос и ногтевых лунок запорошенного пшеничной мукой.
Странная вещь происходит, когда писатель вдыхает жизнь в своих персонажей посредством реальных воспоминаний. Эмоции облегчают трансформацию сцен и героев (заодно с чувствами этих героев) в воспоминания о давних событиях. Однако я открыл кое-что другое: отдавая свои воспоминания вымышленным персонажам, я очень часто сам утрачивал эмоции, связанные с этими воспоминаниями. Взять, к примеру, медальон-сердечко и все к нему относящееся. Читатель, знакомый только с рассказом «Цветы для Элджернона», может спросить: «Что еще за медальон?» В рассказе медальона нет; он появляется в романе.
Работая над рассказом, я все силы бросил на интеллектуальный рост Чарли. Теперь мне надо было проникнуть в глубины его разума и его прошлого – а значит, понять обстоятельства, в которых формировались его чувства.
В романе Чарли помнит, что случилось в школе № 13 и почему он был переведен в другую школу. На улице он нашел золотой медальон в форме сердечка. Без цепочки. Чарли надел медальон на нитку. Он раскручивает нитку и завороженно следит за вращением своей любимой блестяшки. Приближается День святого Валентина. Почти каждый мальчик в классе собирается купить открытку для Гарриет – хорошенькой и популярной девочки. У Чарли денег нет, и он решает подарить Гарриет медальон.
Из материнского комода он берет оберточную бумагу и ленточку и просит друга Хайми написать записку печатными буквами:
«Дорогая Гарриет! Мне кажется, что ты самая красивая во всем мире. Ты мне очень нравишься и я люблю тебя. Будь моей возлюбленной. Твой друг Чарли Гордон».
Коварный Хайми пишет нечто совсем другое – «грязное» и клянется:
«– Да у нее глаза вылезут на лоб! Пусть только прочитает!»
Чарли тайком следует за Гарриет до самого дома. Когда девочка исчезает за дверью, Чарли прикрепляет свое сокровище к дверной ручке, жмет на звонок и бежит прочь. Он счастлив, потому что уверен: завтра Гарриет наденет медальон в школу и расскажет всем мальчикам, кто его подарил.
Однако Гарриет появляется в школе без медальона; мало того – ее старшие братья караулят Чарли после уроков.
«– Держись подальше от нашей малышки, дегенерат! Тебе все равно нечего делать в этой школе».
Оскар толкает Чарли к Гасу, тот хватает Чарли за горло. Чарли страшно, он плачет и получает от Оскара по носу. Гас валит Чарли на землю и начинает пинать ногами. Оскар к нему присоединяется. Одежда Чарли порвана, из носа льет кровь, один зуб выбит. Гас и Оскар уходят. Чарли сидит на тротуаре и плачет. Он чувствует вкус крови…
И сама сцена, и связанные с ней эмоции взяты мной из детства. Из моего детства. Я был в гостях у тети, а когда возвращался, меня окружили чужие большие ребята. Поинтересовались, чего мне надо у них на районе. Прежде чем я открыл рот, меня стали бить, перебрасывая, точно мячик. Меня измочалили до крови. Много лет я не мог отделаться от этого воспоминания – оно приходило, если я чувствовал страх или ненависть. Я скомбинировал его с другим воспоминанием – и отдал Чарли.
Задолго до избиения, когда мне было лет восемь-девять, весь наш класс сходил с ума по одной очаровательной юной жеманнице, которой очень нравилось дразнить нас, мальчишек.
Медальон-сердечко я действительно нашел на улице и в Валентинов день прицепил к двери дома, где жила девочка. Нет, старшие братья меня не поколотили – у нее не было братьев, – зато нас с мамой вызвали к директору.
Для романа я соединил избиение и случай с медальоном, добавил образ мальчика, который подолгу стоял возле родительской лавочки, балуясь с ниткой, унизанной пуговками и бусинами. Так и вижу: мальчик раскачивает нитку, словно маятник – туда-обратно, туда-обратно…
Эти эпизоды, плюс еще некоторые (среди них мой перевод в другую школу) вдохнули в Чарли жизнь.
А потом произошло нечто странное.
Едва я дописал сцену, как эмоции, связанные с воспоминаниями, стали испаряться. Я больше не чувствовал ни страха, ни боли, ни унижения. Облеченные в слова и доверенные бумаге, эмоции целиком и полностью стали принадлежать Чарли. Ко мне они уже не имели отношения.
Аллюзия на подобное явление есть в статье Фрэнсиса Скотта Фицджеральда; если не ошибаюсь, статья называется «Осторожно: стекло!»
[32]. Фицджеральд говорит о писателе, который держит незаряженное ружье и предполагает, будто он сам, отдавший работе часть себя, теперь наконец-то расстрелял все свои патроны. Он говорит о нулевом балансе счета из банка эмоций. Цена сотворения жизнеспособных персонажей – опустошенность автора.
От этой мысли мне было неуютно, тем более что ее подтверждал и мой личный опыт. Впрочем, я утешался вот каким соображением: самим процессом работы, самим фактом открытости для новых эмоций писатель пополняет счет в банке памяти.
Остановлюсь на поездке в заведение, которое в романе фигурирует как «Специальная лечебница и государственная школа „Уоррен“».
Внезапно я понял: то, без чего обходится рассказ, непременно должно появиться в романе – ведь Чарли-гений озабочен своим будущим не меньше, чем своим прошлым.
В конце отчета № 15 Чарли говорит Немюру:
«– Мне нужно узнать все, пока я еще в состоянии влиять на ход событий. Каковы были ваши дальнейшие планы?»
Немюр пожимает плечами.
«– Фонд устроил все так, что тебя отослали бы в „Уоррен“».
Удрученный Чарли решает сам съездить в «специальную лечебницу». На вопрос Немюра, зачем ему это надо, Чарли говорит:
«– Мне хочется узнать, что произойдет со мной, пока я еще могу что-то изменить. Пожалуйста, организуйте мне такое посещение, и чем скорее, тем лучше».
Пока Чарли этого не сказал, мне самому идея и в голову не приходила. В плане работы она у меня не значилась. Но вот мой персонаж захотел выяснить, что ему уготовано; следовательно, это нужно знать и мне.
Поскольку я никогда не бывал в интернатах (которые ныне зовутся заведениями для лиц с проблемами развития) и толком ничего о таковых не знал, я взялся писать письма. Адресовал я их администрации нескольких интернатов; объяснил свои цели и испросил разрешения на визит.
Скоро пришло приглашение. В интернате я провел целый день. А потом написал соответствующую сцену.
