Вот и сегодня с утра, едва проснулся, первым делом побежал проверять замки. Хотя после Тимкиной выходки они не просто запоры в очередной раз сменили, но поставили бронированную дверь и профессиональное видеонаблюдение.
Затем отправился в кухню.
Домработница Галина Георгиевна стояла у открытого окна, щурилась на робкий после дождя солнечный луч. Михаил решительно подошел. Затворил створки, задернул шторы.
– Душно ведь! – пискнула женщина.
– Включите кондиционер, – отрезал Михаил.
Нечего демонстрировать потенциальным преступникам богатую обстановку.
…А девочкам сказал:
– В театр я закажу вам такси. Государственное. Туда и обратно.
Кнопка глазами захлопала:
– Миш, ну зачем? К семи вечера в центр, самый час-пик. И Леночку в чужих машинах часто укачивает, сам знаешь. А после спектакля мы погулять хотели.
– Черт, вот Севка некстати эту встречу назначил! Я бы вас сам отвез! – досадливо молвил он.
– Папа! – Дочка обняла его за талию. – Ты, конечно, в тысячу раз лучше любого такси! Но на метро мне тоже нравится. Я смотрю, как люди одеты, запоминаю фасоны.
…В свои восемь лет Леночка успела выбрать профессию. Всем заявляла: когда вырастет, она будет модницей.
Крутиться перед зеркалом девочка уже сейчас могла часами и совершенно серьезно упрекала маму: «Как ты можешь жить, если у тебя туфель на шпильках нет? Ни одних?!»
– В кого она у нас такая? – хохотала Кнопка.
И пыталась увлечь ребенка рисованием или спортом. Однако если Леночка рисовала – то исключительно одежду. А на фигурное катание и бальные танцы чуть не каждую неделю просила купить себе очередной комплект красивой формы.
Кнопка ворчала, что дочь у нее растет мещанкой, но Михаил безропотно покупал для девочки все новые и новые наряды. И даже предусмотрел в болгарском доме – специально для Леночки – секретный будуар под самой крышей.
Он обожал свою легкую, изящную, веселую, яркую, жизнерадостную дочку.
И лелеял тайную от Севки мечту: в Болгарию уехать. Но никакой компьютерный хит там не писать. Вообще бросить постылое программирование. Денег он скопил. Лет на десять жизни без излишеств ему с семьей точно хватит. Он не будет делать ни-че-го. Только наслаждаться соленым бризом на террасе. Смотреть, как переливаются всеми красками волны на закате. Обнимать Кнопку, баловать дочь. И, может быть, закончит наконец докторскую по физике.
…Но пока надо дотерпеть. Последние денечки в Москве.
Михаил тяжко вздохнул, украдкой взглянул на часы: восемь вечера. В театре, наверное, антракт. Леночка, конечно, потащила маму бродить по парадным залам Большого. Для похода на балет он заказал дочке в Интернете изумительно красивое платье – с пышной юбкой ниже колена и коротенькой пелеринкой.
Сева что-то горячо вещал хмурому банкиру и двум его не менее суровым прихлебателям. Михаил мазнул взглядом по неприветливым лицам. Чего друг старается? Разве дадут кредит, когда сидят с такими физиономиями? Хотя, может, и дадут. На таких условиях, что их фирма окончательно разорится.
…Он с трудом дождался, пока переговоры завершились. Едва финансисты вышли, Сева напустился на партнера по бизнесу:
– Чего ты надулся как мышь на крупу?! Хоть бы словечко сказал!
Михаил слушать не стал: отвернулся, нажал на телефоне единичку – быстрый набор Кнопкиного номера.
«Аппарат абонента выключен».
Странно. Ровно девять часов, концерт должен был закончиться десять минут назад (Михаил проверил на сайте Большого театра). Нина Васильевна забыла телефон включить? Или девочки сразу в метро побежали? Не может быть: Кнопка обещала дочке, что они после спектакля пойдут гулять.
Михаил набрал номер Леночки – и опять нарвался на механический голос. Тоже еще не включила? Или просто оставила дома?
Девочка свой сотовый телефон ненавидела. Она вожделела китайскую дешевку со стразиками, но Томский купил ей строгий и современный аппарат. Так что упрямица могла просто из принципа забыть это страшилище.
Томский снова позвонил Кнопке, потом снова дочке. Опять услышал автоответчики…
Сеня наконец заметил его волнение, спросил:
– Ты чего такой зеленый?
– Сейчас, подожди. – Михаил уже набирал домашний.
Ответила Галина Георгиевна:
– Нет, они не появлялись. Так ведь и рано еще! Леночка сказала, что они на Красную площадь пойдут.
Томский не дослушал, бросил трубку. Вытащил из кожаного чехла верный лэптоп, пробудил его из спячки.
Сева маячил за спиной, дышал в ухо. Для него личный компьютер Томского был чем-то вроде алтаря, сгустком божественной энергии, куда его – простого смертного – не допускали.
Михаил одним кликом запустил нужную программу.
У дочери на телефоне стоял «маячок».
«Пожалуйста, покажи, – молил он, – что они на Красной площади, и я немедленно успокоюсь».
Однако на экране вместо жизнерадостного зеленого огонька высветилась черная точка.
Сева не удержался:
– Что за программа, впервые вижу. Ты написал?
Михаил молчал. Разом вспотевшие ладони судорожно вцепились в столешницу.
Сева склонился к экрану, прищурился, укорил:
– Шрифт выбрал неудачный, глаза сломаешь. Что написано, не разберу… Destroyеd?
И вскинул глаза на друга:
– Чего там у тебя уничтожилось?
– Дочкина сим-карта, – разом севшим голосом отозвался Михаил.
Сева вздохнул с облегчением:
– Ф-фу, напугал! Подумаешь! Может, сломалась. Или телефон украли, а симку выбросили. Обычное дело. Купишь новый.
Севин голос раздражал, будто писк комара. Жаль, невозможно прихлопнуть. Или нажать «delete».
Томский зажал уши руками. Кликнул по кнопке «эпитафия».
Так – шутливо – он назвал сосредоточение информации по потерянной сим-карте.
Но сейчас было ощущение, будто он действительно стоит у могильного памятника.
Сим-карту Леночки уничтожили в 18.03. На улице Маломосковской, в двух кварталах от их дома. Возле мусорного бака. Дочка выронила телефон или его украли по пути к метро?
Но проблема в том – он увеличил масштаб, хотя и так было ясно, что метро находилось совсем в другой стороне.
– С ними что-то случилось, – выдохнул Михаил.
Сева взглянул презрительно:
– Слушай, ты прямо клушей становишься. Гуляют твои дамы! Лето, вечер! В кафешке они. Или в детском мире каком-нибудь!
Михаил не удостоил его ответом. Из офиса на парковку он, не стесняясь, бежал. И домой гнал, объезжал пробки по выделенке и тротуарам.
