– Да ну хватит давить на жалость!
Подавшись за палатку, она в мягкой, деликатной манере взяла меня за руку. Я сжалился над её бедным сердцем и открыл тайну, что тяготила мою душу, рвавшуюся на части.
Как только я с вымученной гримасой опустил ладонь, Алина отвернулась, чтобы не закипеть от возмущения, появившегося в ходе откровенного признания.
– Балбес ты, Паша. Смешной и глупый.
– Наоборот.
– О каком уме идёт речь? О природном? Нет, всё очень, просто очень по-дурацки выходит! Расскажи обязательно маме о том, что тебя тревожит. Мама выслушает. Она даст совет. Я не дам, потому что у меня мало опыта.
– Она не поможет. Хоть с бубном танцуй, а Тени всё равно убьют.
– Но как мы без тебя?
Опьянённая осознанием скорой утраты, Алина сжала меня в судорожных, точно последних объятиях.
Я спокойно, без всякого стеснения целовал её выпущенные волосы и приговаривал:
– Плохо, плохо. Но сейчас я живой. Я живой, Виноградинка.
– И самый близкий!
– Конечно, кто ж ещё, как не Паша Волков, незаменимый человек, от которого каждый второй без ума? Смысл в том, что незаменимых нет. Меня не станет, и придёт другой, кто-то более достойный.
– Хватит о смерти! Теперь я буду каждую минуту следить за тобой, чтобы ничего не случилось. Пусть только попробуют! Достанут, так я им задам жару!
– Ты же их не видишь, – напомнил я и вконец огорчился. – Не видишь Теней и Матери. Как поймёшь, когда бить тревогу? Вот бы узнать, когда наступит день икс.
– И как увидеть?
– Может быть, есть способ, да только он мне неизвестен. Тени прислушиваются, я это нутром чувствую.
– Где? Где они? – воскликнула Алина. – Улетайте отсюда, живо!
Высвободившись, она замахала руками, поскользнулась и кое-как удержала хрупкое равновесие. Она злилась, пока я не утихомирил её сознательно необдуманными словами.
– Тише. Они во мне. Я словно огромная сумеречная Тень. Кстати, Марк просил купить сметану для картошки. Вечером займёмся кухней. Справишься с запеканкой и нарежешь овощи?
Алина не ответила, а пошла к маме с рассеянным, устремлённым куда-то вдаль взглядом.
После законченных приготовлений к столу я вычистил грязную посуду, съел пару жареных ломтей персика в сливочном масле и поднялся к Марку с книгой, запечатанной в подарочную упаковку. Он был бледен, чахл, в общем, абсолютно плох. Не выходя из комнаты, он валялся без дела в кровати с нечитанными музыкальными журналами и старыми дисками. Поселившаяся в нём болезнь окончательно истощила его силы.
Меня переполнило сочувствие, когда он высвободился из плена тяжёлого одеяла и попытался неуклюже встать, чтобы включить ночник и похлопать меня по плечу. Я попросил лечь его обратно, и он неохотно послушался.
– Ты смотрел ёлку? – спросил Марк без ожидаемого волнения. – Как она? Она очень большая?
– Да. Алина сфотографировала нас. Посмотрим завтра.
– Ты был с мамой?
– Я был с ней и Алиной, и мы чуть-чуть повеселились. Очень здорово, когда идёшь на ярмарку с компанией. По твоему совету мы приготовили торт.
– И как он?
– Я не пробовал.
– И какая сейчас мама?
– Молчаливая. У неё всё намного лучше. По крайней мере, мне так кажется.
Я передал Марку подарок, и он тотчас раскрыл его с выражением безграничного умиления. Он наслаждался неотрывно твёрдой аккуратной фиолетово-синей обложкой и неустанно нахваливал книгу, как если бы она была великолепной драгоценностью.
– Какая большая! Наверное, очень дорогая, раз такая красивая с виду. Боже, я никогда таких книг не брал! Она ещё пахнет краской, потому что совсем новенькая. Алина вот подарила фруктовые леденцы, похожие на скрипичный ключ. Их я быстро съем. А этот подарок останется навсегда. Какой ты молодец!
С некоторым удивлением я принимал от него совершенно незаслуженные благодарности.
– Ну так, я выбирал самую увесистую и полезную. Открой, внутри много чего написано про музыкантов. Как же я забыл, что ты не любишь читать! Значит, станешь смотреть на неё? – спросил я с лёгким огорчением. – Только поставь на видное место, пока я часто прихожу.
– Для тебя сделаю исключение и прочту её сразу. Стой, а ты перестанешь ходить к нам?
– Когда-нибудь перестану.
– Из-за чего? Я много болею и этим срываю все твои планы? – спросил Марк с явной жалостью. – Вы скоро сядете за стол? Я приду, чтобы чуток попировать, а то совсем не честно праздновать Новый год не за столом всей семьёй, а в постели.
– Ты не причём.
– Ну да, конечно. Я ведь сейчас по-детски беспомощный.
– Обижаешь. – Помрачнев, я указал на книгу и добавил: – Давай прочтём несколько страниц?
– Не переводи тему. Так почему перестанешь ходить? – настаивал Марк.
– Я вечно что-то ляпаю по неосторожности, – сказал я и разразился тупым беспричинным смехом. – Не обращай внимания. Сегодня не тот день, чтобы упорствовать. Мне действительно лучше пойти вниз. А ходить буду, обещаю. Я обожаю наши разговоры и этот звёздный ночник.
– Ночник и впрямь чудесный.
Марку сделалось намного легче, и он, казалось, полностью растворился в книге. Я обогнул кровать с разорванной обёрткой и увидел вдалеке за окном взрыв радужного фейерверка.
– Отсюда его не видно, – сказал Марк, не поднимая глаз.
– Как же не видно? Это с другой стороны не видать.
– Далеко запускают.
– Нет. Вон, как мерцают искорки в облаках! Словно светлячки, – произнёс я, когда в очередной раз по небосклону рассыпались мириады трепещущих огоньков.
– Неужели?
– Фома неверующий.
Я таки остался возле окна, дрожа от радостного нетерпения, когда Марк оставил книгу и, пошатываясь, подобрался к широкому подоконнику с ярко-розовой гусманией в керамическом кашпо. Он опёрся рукой о стену за раздвинутыми полутёмными шторами, и тогда я указал на острые кровавые крыши. Раздался невнятный звук. Вмиг остановился некрепкий снегопад. Мы заметили разлетающиеся, необычайно насыщенные искры. С жадностью ловил я их слезящимися глазами. Марка растрогали мои слёзы. Как и я, с такой же светлой печалью он провожал покорно идущий за снежный горизонт год, его ужасы и болезни, несчастья прошлых лет, прятавшиеся в брызгах лопающегося фейерверка; и у него также выступали трогательные слёзы на глазах, в которых отражались затухающие огни.
(я ни за что их не сложу и не откажусь от дома и пусть я рыдаю но мне тепло на сердце)
Оставив Марка, я спустился к столу. Алина нахваливала фирменную курицу Сергея с хмели-сунели, в свою очередь он раскладывал салаты по тарелкам.