Родственник высказался очень ясно. С определенной точки зрения, с позиций преуспевающего дельца, считающего силу характера и умение пробиться главными человеческими качествами, он дал отцу вполне разумный совет. Но отец, проглотив обиду, продолжал поиски более отзывчивых родственников.
Одним из таких оказался Юра Пинхасов, о котором я уже рассказал. Кстати, Юра вовсе не был непрактичным чудаком-изобретателем, деньги он тоже умел зарабатывать. Но ни деньги, ни бизнес как таковой не были главным содержанием его жизни, просто он сумел сделать доходными свои технические таланты, свое творчество.
Ещё один родственник – Роберт Аулов – появился на горизонте в разгар наших поисков колледжа. Знакомиться с ним отец потащил меня в Бронкс, куда из Квинса надо добираться на метро часа два с пересадками. Мы попали в квартиру более чем скромную. Почему-то было понятно, что людей, которые здесь живут, совершенно это не волнует, что не нужна им богатая обстановка, хрусталь и прочие предметы роскоши. Не волновало их и другое: живут ли вокруг родственники, вообще «наши», бухарские. Вероятно, даже и здесь, на чужбине, в их отношениях с людьми племенная близость не являлась главным критерием.
Семейство этих Ауловых, дальних родственников бабушки Лизы, очень мне понравилось. Особенно же глава семьи, Роберт. В Ташкенте он был профессором, занимался философией, а здесь, в Америке, сотрудничал в Колумбийском университете. Штатной должности не имел, но время от времени читал лекции о Советском Союзе. Какие, я не догадался расспросить…
Да, бриллиантов у Роберта явно не имелось, зато душевных богатств хватало. Когда отец рассказал о наших трудностях, он тут же предложил свою помощь. Мы условились завтра же поехать вместе в Манхэттен, в управление городским университетом. Роберт сказал, что там можно получить всю необходимую информацию.
И вот мы в центре Манхэттена. На 31-й Вест, в доме 101 – нужный нам офис, очень похожий на те, в которых мы уже побывали: множество людей, почему-то преимущественно черных и азиатов, долгое ожидание, заполнение анкет… Я опять как-то приуныл.
– Эй… Ты не переживай. Все будет хорошо, слышишь? —
Этот наш родственник оказался вдобавок ко всему чутким человеком, уж не знаю как, но он сразу же заметил, что у меня тяжело на душе.
Вероятно, у Роберта была легкая рука. Выяснилось, что Нью-Йоркский городской университет включает в себя целую сеть колледжей с четырехгодичной и двухгодичной программой. И я могу выбирать любой из них. Мы с Робертом посоветовались, я выбрал Квинс колледж, заполнил всё, что требовалось, узнал, что ответ получу по почте. Ушел я, чувствуя себя уже почти студентом.
Потом мы еще долго бродили по Манхеттену и как-то очень быстро сдружились. С Робертом было и просто, и интересно. Худощавый, с густыми усами, он ходил с тростью, то легко на неё опираясь, то налегая всем телом. Почему-то он казался мне похожим на тех подтянутых, элегантных английских джентльменов, которые еще в начале двадцатого века ходили в цилиндрах и с тросточками. Правда, Роберт носил не цилиндр, а обыкновенную вязаную шапочку с помпоном на макушке, и все же в нем была своеобразная элегантность. Когда-то, очевидно, он был здоровым, сильным человеком, это видно было по его стати, по рукопожатию. Но он часто кашлял, подолгу и взахлеб, как отец. Потом выяснилось – он уже в то время был тяжело болен. Впрочем, на здоровье не жаловался, был весел, держался бодро. Болезнь была как бы сама по себе, а он – сам по себе…
– Амнун, хотите подработать?
Этот неожиданный вопрос Роберт задал, когда мы проходили мимо какого-то небоскреба. Указывая на него тросточкой, Роберт объяснил:
– «Голос Америки» знаете, конечно? Отсюда они и вещают. Русскоязычных приглашают участвовать, платят неплохо… Хотите, зайдем?
«Голос Америки»… Сердце моё ёкнуло. И как-то вдруг сразу вместе с этим толчком я вспомнил… Теплая августовская ночь. Мы с Юркой лежим на топчане в Старом Дворе. Кузен сосредоточенно сопит, в руках у него трещит, завывает, выдает обрывки мелодий, а иногда бормочет что-то на разных языках «Грюндик», коротковолновый приемник. Юрка пытается поймать «Голос Америки», запретную радиостанцию. Запретную, заглушаемую. Но кто её только не слушает в нашей стране, преодолевая могучие глушители! Очень уж людям обрыдло жить за «железным занавесом». Слушаем иногда и мы с Юркой. Не потому, что нам это так уж интересно, до понимания взрослых проблем мы еще не доросли, но… Ловить запрещённую передачу – это как-никак приключение. К тому же дед интересуется новостями об Израиле, а где же ещё узнаешь правду, если не по «Голосу»?.. Вот мы и ловим его по ночам, развесив на ветвях урючины самодельную антенну… Ага, кажется, словили… Голос, прерываемый трескучими разрядами, произнес: «Израильские войска провели ответную…»
Так вот откуда, оказывается, доносился до нас этот «Голос Америки», думаю я, задрав голову и разглядывая небоскреб. Вот смешно-то, я стою рядом, я могу даже зайти и поглядеть…
Но поглядеть не удается.
– Зачем я там нужен? – Воскликнул отец. Он очень удивился, что может стать радиожурналистом.
– Для прямой трансляции, – объяснил Роберт. – Возьмут у вас интервью, как вы там жили, почему уехали… Хотите, зайдем?
Отец покашлял, помолчал.
– Н-нет, не стоит… Ведь надо будет ругать, правда? А там осталась вся родня… Как бы не навредить… И вообще, знаете, там наша жизнь прошла… Что уж теперь хаять.
Роберт молча кивнул.
* * *
Недели через три из офиса пришли мои бумаги. Роберт говорил, что поможет разобраться в них, но нетерпение меня одолевало, и, не повидав его, я отправился в Квинс колледж, не очень-то понимая, что меня там ожидает. Идти было недалеко, от силы минут тридцать. Дорогу я знал и даже помнил, как этот колледж выглядит. Не так давно, проезжая на автобусе по Киссена бульвару, я заметил за металлической оградой большой парк. Среди деревьев и газонов разбросаны были невысокие здания. Потом над воротами мелькнуло название колледжа, тут же висел большой плакат: «Welcome to Queens College!» Сейчас, подходя к колледжу, я вспомнил этот плакат… Интересно, скажут ли и мне «Welcome»? – думал я, стараясь не нервничать.
Возле здания с выбитой у входа надписью «Джефферсон Холл» развевался на высоком шесте большой американский флаг. Я разыскал нужную мне комнату, протянул женщине в очках свой конверт с направлением. Женщина, улыбаясь – в Америке, начиная разговор с вами, все непременно улыбаются, так уж здесь принято, – попросила меня предъявить аттестат. Я протянул ей копию. Оригиналы документов, объяснил я, нельзя было вывозить из Советского Союза, их пришлют только через полгода после нашего отъезда. Дама погасила улыбку:
– Нужен подлинник. И все равно ты опоздал, приемные испытания на февральский семестр проходили две недели назад. К тому же твой английский… – Она покачала головой. – Пока нет документов, начни заниматься языком. – Она кивнула мне и ушла по своим делам.
В большой и светлой комнате стояли десятки столов, люди что-то писали, листали бумаги, трещали телефоны, кто-то громко смеялся. Словом, жизнь била ключом, но ко мне всё это не имело отношения. Я был здесь чужим, я не был «welcome». Я вышел в коридор и остановился, тупо разглядывая стоящий в углу бюст. «Томас Джефферсон», – прочитал я. Мне никуда не хотелось идти и вообще ничего не хотелось. Ни-чего…
