– Конечно же, здесь! – забыв про свой чай, горячо убеждала Мария родителей. – И нечего откладывать, оставайтесь ночевать, а завтра с утра… Юра, пойдешь с Амнуном в контору?
– А как же? – дядя Юра деловито потер руки. – Комплекс большой, может, и повезет. Познакомлю с супером, она подыщет, даст знать…
Родители переглянулись.
– Ну, что ж…
– Отлично! – и тетя Мария засуетилась, прикидывая, как разместить нас на ночь.
Меня положили в гостиной на диване, раскладном, очень удобном. Диван этот, как и многие другие вещи, в том числе и телевизор, Мушеевы подобрали на улице.
– Такое здесь правило – все время покупать новое, – смеялся дядя Юра, когда мы восхищались обилием находок и отличным состоянием этой выброшенной домашней утвари. – Реклама соблазняет, так они и живут: покупать, покупать, покупать… Выбрасывать, выбрасывать! Будто специально для нас, для приезжих.
Подумать только, размышлял я, разглядывая свое ложе, какую мебель выбрасывают! Дед Ёсхаим за всю свою жизнь ни стула не сменил, ни кровати. А здесь… Ну и страна Америка! С этими приятными мыслями я заснул.
* * *
Суперинтендант или супер – это, как объяснил нам дядя Юра, завхоз, управляющий, он присматривает за состоянием домов и квартир, занимается всеми проблемами благоустройства. Я и ожидал, что встречусь с этаким деловитым, энергичным американцем-управляющим в большом, хорошо обставленном офисе. Но оказалось, что «квартирным вопросом» занимается жена супера Мириам. Принимала она в своей квартире, где было устроено что-то вроде конторы. Молодая, полноватая темноволосая, она сидела, развалясь, за письменным столом, будто нас тут и не было, курила и вообще выглядела совершенно по-простецки.
Пришли мы в офис впятером – мы с отцом и дядя Юра с сыновьями. Взрослые взяли нас с собой, очевидно, для помощи в разговоре. Ведь мы знали английский лучше, чем они. Но произошло что-то странное. Во-первых, я – как и Эдик с Сергеем – совершенно не мог разобрать, что говорит Мириам. Ну, просто ни слова! Во-вторых, я и из себя ни слова не мог выдавить. Я все позабыл, стеснялся произнести простейшую фразу. Я не знал, что этот страх называется «языковым барьером» и что он есть у многих, впервые попавших в чужую страну. Но вот что самое поразительное: ни у дяди Юры, ни у моего отца этого самого барьера и в помине не было! Они сразу повели с Мириам самые активные переговоры. Она протягивала им какую-то бумагу, которую первым делом следовало заполнить. Они убеждали её сначала показать квартиру. Язык, на котором оба друга объяснялись, нельзя было назвать ни английским, ни русским, это было какое-то сумбурное смешение тех и других слов, при чем русские слова дядя Юра чудовищно искажал: ему казалось, что от этого они становятся английскими. К тому же он сильно картавил, что делало его речь еще более красочной и выразительной.
– Но, но, – размахивая руками, восклицал дядя Юра, – аппликешен пос-э-лы, а ганьше мы ту вонт смотгейт аппагтамента! Смотгейт! – И он тыкал пальцем себе в глаз.
– Иес, иес, – кивал отец, – мы вонт! Плыз аппартамент… – тут он раздвигал руки, сооружая в воздухе невидимые стены и передвигая их с места на место. – Уан, ту, три…
– Мы ду выбигэйт! – вскрикивал Юра. – Ю понимайт?
Мириам, поматывая головой и затягиваясь сигаретой, что-то неразборчиво отвечала и показывала на анкету.
Америка – мы в этом очень скоро убедились – страна очень бюрократическая. Установленные правила и порядки необходимо строго соблюдать, важно это для дела в данном случае или совершенно не важно. В этой конторе был такой порядок: сначала заполнять заявления, в которых вы сообщали какие-то данные о себе, о своих материальных возможностях, а потом уже, если данные соответствовали требованиям, вам показывали квартиру. Мириам ни за что не соглашалась нарушить это железное правило. Друзья так же упорно настаивали: зачем же зря заполнять бумагу, не поглядев, есть ли подходящая квартира? Удивительно, но они победили. Скорее всего, Мириам просто устала. Махнула рукой, подошла к ящичку, висевшему на стене, и сняла с гвоздиков несколько ключей…
Подходящая «аппартамента» нашлась на третьем этаже. Мы попросили оставить её за нами. Предстоял небольшой ремонт, но обещали, что мы сможем въехать через три-четыре дня. Квартирный вопрос» был решён.
«Квартирный вопрос»… Этими словами Булгаков, вложив их в уста Воланда, навеки запечатлел одну из многочисленных бед советского времени. «Квартирный вопрос» ломал и калечил миллионы жизней. В тесных коммуналках, где все у всех были на виду, как звери в клетках, люди дичали, жили в постоянной злобе, страхе, ненависти, готовы были перегрызть друг другу глотки. А то и перегрызали…
Я посмел употребить знаменитое выражение «квартирный вопрос», перенеся его в Америку, потому что и для нас, иммигрантов, он был вопросом жизни. Конечно, в Америке, в отличие от Советского Союза, жилья было сколько угодно. Хочешь – покупай коттедж или даже небоскреб, хочешь – квартиру снимай, хочешь – живи в домике на колесах и разъезжай по всей стране. Но все решали деньги, а у нас их было так мало… Как, впрочем, и у миллионов американцев. Насколько мне известно, в Соединенных Штатах достаточно много бездомных, причем не бомжей по складу характера, а людей, по разным причинам не имеющих работы. Так что какие бы трудности ни ожидали нас впереди, мы были счастливы, что преодолели первую: нашли квартиру рядом с друзьями, в приятном месте. И пока нас содержала Наяна, мы могли платить за неё.
Квартирка была, в переводе на русский, «полутораспальная». Вернее, мы ее сделали такой. Потому что на самом деле была в ней одна спальня, просторная гостиная и дайнет, небольшая столовая возле кухни. Вот её и превратили во вторую спальню. Правда, в ней не было дверей, один широкий проем соединял дайнет с гостиной, второй – с кухней.
– Не беда! Повесим красивые портьеры, тебе будет уютно! – сказала мама Эммке. Сестра была в восторге, ведь эту комнату отдавали ей! Впервые в жизни у неё появился свой уголок. Я только диву давался – уже через несколько дней Эммкина комната выглядела так, будто сестрица жила здесь давным-давно. Кровать, шкафчик для одежды, книжная полка, столик со всякими украшениями и флакончиками… «Что поделаешь – девчонка», – думал я не без зависти. У меня-то своей спальни не было, мне пришлось довольствоваться диваном в гостиной, в которой мы и ели, и смотрели по вечерам телевизор.
Да, но сначала, конечно, был переезд. У меня об этом событии сохранились два сильных воспоминания. Одно веселое: как мы, по примеру Мушеевых, выискивали вокруг наших домов и по соседним улочкам брошенную мебель. Это было как-никак приключение, что-то вроде игры в пиратов. Высматривать мебель я ходил вместе с Эдиком Мушеевым, и мы развлекались как могли. Второе воспоминание не такое уж веселое: как мы в том же составе перетаскивали из Бруклина в Квинс наше имущество. О том, чтобы нанять для перевозки машину даже речи не было – дорого.
– Мебели у нас нет, – рассудительно говорил отец, – а с чемоданами и сумками парни справятся. Они здоровые.
