– Я не скажу Рози, что ты так сказала. – Я попыталась отшутиться, потому что знала, что могу расплакаться.
– Нет, скажи. И скажи ей, что она тоже прекрасная подруга. И скажи ей, что мне жаль. Ее я, наверное, уже не увижу. Ну, до отъезда.
– А ты знаешь, когда уедешь?
Она отвернулась.
– Ну, может, через пару дней?
– Может, ты сможешь приезжать и жить у меня, – отчаянно предположила я.
Сьюзан вслух рассмеялась:
– Да уж, твои родители будут в восторге.
Она снова вздохнула, но на этот раз с улыбкой:
– Признай, Кэдс, что я официально безнадежный случай. Ходячая и говорящая ошибка.
Голос ее звучал жизнерадостно – и улыбка была веселой, но я заметила, как дрожит поднесенная к лицу рука.
– А вот и нет.
– А вот и да.
Я не успела возразить снова: она посмотрела на часы и поморщилась.
– Мне, наверное, пора.
– А почему тебе не остаться, пока не рассветет? – предложила я. – Зачем одной идти по темноте.
– Да все будет хорошо, – отмахнулась она. – А тебе нужно отдохнуть, я и так не давала тебе спать.
– Если ты пойдешь одна домой, я все равно не засну от беспокойства, – возразила я.
Она посмотрела на меня с неизъяснимым выражением на лице. Я не могла понять, злится она или грустит, взбесили ее мои слова или обрадовали.
– Ладно, – сказала она наконец. – Но только если ты пообещаешь, что поспишь. Ты ведь заснешь, да?
– Я и так уже засыпаю, – сказала я, моргая.
Она слегка улыбнулась.
– Хорошо, я останусь до рассвета.
И это была добрая ложь.
27
Мое пробуждение было резким. Подсознание вырвало меня из объятий сна так внезапно, что несколько секунд я оглядывалась по сторонам, пытаясь вспомнить, где нахожусь, и одновременно понять, что меня разбудило. Меня пронзили две мысли одновременно, и я резко села в кровати. Невыносимая боль разлилась по телу, и я вскрикнула.
Во-первых, я поняла, что Сьюзан исчезла, хотя было еще темно. Во-вторых, я вспомнила кое-что из сна, что-то настолько страшное, что я от ужаса проснулась.
Я вспомнила, как несколько недель назад Сьюзан сказала, крутя в пальцах незажженную сигарету: «Я лучше умру, чем пойду в приют».
Вместе с этим воспоминанием мой пробужденный мозг подсунул мне другие обрывки нашей полночной беседы.
Я пришла попрощаться.
Может, это было бы лучше.
Она говорит: «Мне уже не поможет».
И потом последний ключ к разгадке, который я пропустила только из-за собственной глупости: ее ожерелье, лежащее на моем прикроватном столике. Ее самая любимая в мире вещь. Ее драгоценность. Она отдала ее мне.
Я запаниковала; у меня горели уши и кончики пальцев. Паника разливалась внутри плотной волной; казалось, она была существом, которое схватило меня и трясло. Секунду я не могла двинуться. Папа, подумала я. Пусть придет папа. Он пойдет и найдет ее, и все будет хорошо. Я потянулась к кнопке у кровати, потом остановилась. А что случится, если я ее нажму? Придет медсестра, и что я ей скажу? Моя подруга, впавшая в немилость, вроде как виноватая в моем нынешнем состоянии, пробралась в больницу и подарила мне ожерелье, и теперь я думаю, что она собирается покончить с собой? Звучит как полный бред. Каковы шансы, что медсестра и правда позовет отца? Нет, надо пойти и найти его самой. Я осмотрела темную комнату и увидела инвалидное кресло метрах в двух от кровати. Откинув одеяло, я взглянула на свою ногу. Ну, насколько может быть больно? Нога все еще была в форме ноги; наверняка мои кости как-то прикрепили одну к другой. А может, и просто гипса для этого достаточно.
Я помедлила в нерешительности, потом медленно помахала ногами, свесив их с кровати. Сломанная потешно выступала вперед, а другая, словно в предвкушении, согнулась к полу. Собравшись с духом, я опустила собственный вес на целую руку и спустилась на пол.
Хотя вес распределялся между здоровыми конечностями, стоило ногам коснуться пола, меня пронзило резкой болью. Когда мне в последний раз давали обезболивающее? А что, если я потеряю сознание до того, как доберусь до кресла? Я на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями, потом встала.
До кресла было недалеко, но это путешествие через комнату стало самым мучительным приключением за всю мою жизнь. Нога волочилась за мной грузом боли. Обливаясь слезами, я почти доковыляла до кресла, но тут моя здоровая нога подогнулась, и я рухнула на пол. Зажав рот рукой, чтобы не заплакать в голос, я подождала несколько секунд, пока острая боль не утихла, а потом подтянулась в кресло.
Я выкатилась из палаты в пустой коридор. Сердце мое неслось галопом. Надеюсь, тут где-нибудь рядом лифт. Он нашелся за углом, и я нажала кнопку, прислонилась головой к стене и рыдала всю дорогу до реанимации.
Когда двери первого этажа раскрылись, передо мной очутились двое докторов: наверное, они как раз ждали лифта.
– Ого, – сказал мужчина потрясенно.
Я увидела, как его взгляд переместился мне за спину, словно там сейчас по волшебству появится кто-то, кто объяснит, что я здесь делаю.
– Я ищу доктора Оливера, – попыталась сказать я, но страх и боль сжимали мне горло, и я едва смогла проговорить слова.
– Доктора Оливера? – медленно сказала женщина, оглядывая мою ногу, потом руку, потом лицо. – А ты точно на том этаже?
Двери начали закрываться, и я выставила руку, чтобы остановить их. Я слишком далеко высунулась из кресла, слишком оперлась на сломанную ногу и завыла от боли.
Оба доктора протянули мне руки с ошеломленным видом.
– Он мой папа, – начала я говорить и увидела знакомую коренастую фигуру в дальнем конце коридора.
Он не смотрел на нас, оживленно о чем-то беседуя с медсестрой и показывая на листок с анализами в руке.
– Папа! – закричала я.
Он резко поднял голову и оглянулся с видом человека, который услышал знакомый звук в непривычном контексте. Потом он увидел меня, и лицо его исказилось от шока. Пихнув бумаги медсестре, он чуть ли не бегом пустился навстречу, преодолев расстояние между нами за пару секунд.
– Кэднам, – то ли прокричал, то ли выдохнул он.
Когда он подошел ближе, я увидела на его лице испуг. Он протянул ко мне руки и схватил за плечи.
– Что она тут делает? – Он почти орал, да еще таким злым голосом, какого я никогда не слышала раньше.
Папа обращался к бедным докторам, что держали меня за руки.
– Мы просто ждали лифт, когда она появилась, – спокойно объяснила женщина.
