– Вот ты где! Я вроде попросила тебя сходить за лимонами?
– Сейчас схожу.
Я удивилась, что мама не обращает внимания на Сьюзан, а потом поняла, что они ведь ни разу не виделись.
– Мам, это Сьюзан.
Мама вся засияла. Какой позор.
– О! Привет!
Она протянула руку, и Сьюзан пожала ее. Вид у Сьюзан был удивленный, но вежливый.
– Я Кэрол.
Сара, заметив нас, развернула тележку и покатила нам навстречу.
– Привет, Кэдди! – тепло поздоровалась она, подходя ближе. – Какой приятный сюрприз!
Прошло меньше минуты, и мама с Сарой уже переключили весь свой энтузиазм друг на друга: пожимали руки, представлялись, обменивались приветствиям.
Мы со Сьюзан, прижавшись друг к другу, наблюдали в немой солидарности.
– Скажи, странно, как они рады видеть нас? – пробормотала она мне. – Когда я прихожу домой, Сара никогда мне так не радуется, как тебе.
Даже если Сьюзан и была права, теперь, похоже, они обе о нас забыли, и мы, незамеченные, ускользнули побродить по магазину. Уж кто-кто, а мама умеет заводить знакомства на фоне бутылок с шампунем.
– Думаешь, они о нас разговаривают? – спросила я.
– Зуб даю, – ответила Сьюзан.
Она взяла из коробки лимон и понюхала.
– Вощеный или нет?
– А в чем разница?
– По-моему, на упаковке написано.
Она протянула мне два пакета, по одному в каждой руке. Я выбрала невощеные.
– Ты сегодня говорила с Роз? Она рассказала, что случилось на физре?
Когда я ответила, что нет, Сара принялась рассказывать запутанную историю, за которой я едва могла уследить. Там было что-то про трамплины и неудачную попытку сальто-мортале. Я вглядывалась в ее лицо, пытаясь заметить следы недавней грусти. Их не было. Мы мило побродили по магазину еще немного, пока не наткнулись на маму с Сарой в разделе замороженных продуктов. Они бок о бок толкали свои тележки, увлекшись беседой. Увидев нас, они внезапно замолчали. Вид у Сары был немного виноватый, а мама смотрела на нее с искренним сочувствием. Я знала это выражение у нее на лице. Я называла его лицом самарянки.
Сьюзан слегка поникла: она тоже явно заметила мамино лицо – и тоже явно знала, что оно означает. Бросив на Сару короткий угрюмый взгляд, она кинула упаковки макарон и риса в тележку. Продуктов там было куда меньше, чем в маминой.
– Ну что, дорогая, пойдем? – спросила меня мама с нарочито невинным видом.
Она взяла у меня лимоны и положила на упаковку кухонных полотенец.
Я кивнула, наблюдая, как Сьюзан приклеила к лицу улыбку.
– Увидимся позже?
– Да, может, в выходные?
Она кивнула.
– Я тебе напишу.
Потом Сьюзан пододвинулась ближе и обняла меня. Я удивилась, но приятно.
По дороге к машине мама почти не говорила. А потом понеслось.
– Я так мило поболтала с Сарой, – сказала она, лавируя тележкой вокруг неудачно припаркованной машины. – Она такая милая.
Раз она употребляет однокоренные слова, видимо, и правда под впечатлением.
– И ведь настоящая святая! Забрала к себе Сьюзан.
Она остановилась у нашей машины с ключами в руках. Открыла багажник.
Я почувствовала, что хмурюсь.
– Ты о чем?
– Ну, с подростками и так сложно… – Мама выразительно посмотрела на меня и принялась разгружать сумки. – Но с учетом обстоятельств, и… в общем, это огромная ответственность.
– Думаю, Сьюзан приходится даже тяжелее, – без выражения отозвалась я.
– Возможно.
Мама бесила меня все больше.
– Отвезешь тележку обратно, душенька?
Когда я вернулась в машину и, скользнув на пассажирское сиденье, пристегнула ремень, мама продолжила монолог:
– Надеюсь, она ходит к психологу. – Она подрегулировала сиденье и мягко постучала ключами по рулю. Потом перевела на меня взгляд.
– Она ведь ходит к психологу?
– А мне откуда знать?
Я облокотилась на окно и ссутулилась в кресле.
– Необязательно говорить со мной в таком тоне. – Мама протянула руку и поправила мой ремень, который перекрутился у плеча. – Я знаю отличных специалистов, которые работают с подростками. Узнай у нее, пожалуйста.
Да уж, разбежалась. Прямо я сейчас пойду спрашивать у подруги, ходит ли она к психологу.
– Ладно, я попробую.
– А тебе как кажется? – спросила мама, не заметив сарказма в моем голосе. – Она хорошо справляется?
– С ней все в порядке, мам. – Я пыталась скрыть раздражение в голосе. – Может, поедем домой?
– Удивлюсь, если это правда, – сказала мама, не предпринимая ни малейшей попытки вставить ключ в замок зажигания. – Вырасти в такой обстановке… Это накладывает отпечаток. Дети редко проходят подростковый возраст без потерь.
Меня так и подмывало спросить, с каких пор она стала психологом.
– И от этого страдают их взаимоотношения с окружающими, – продолжила она. – Не знаю, заметила ли ты, но мне показалось, они с Сарой общаются как-то напряженно.
Напряженно – по сравнению с чем? Как задушевно мы сейчас с ней болтаем?
– Пожалуйста, поехали домой.
Мама не обращала на меня внимания. Откинувшись в кресле, она поигрывала ключами, слегка запрокинув голову и уставившись в потолок. Похоже, она над чем-то серьезно размышляла. Мы молчали целую минуту, а то и больше.
– Надеюсь, ты с ней осторожна, – сказала она наконец мягко.
– Что?
– Травмированные люди…
– Мам! Ты чего!
– Я просто хочу быть с тобой честной.
Мама подняла руку, давая мне понять, что еще не закончила.
– Да, это несправедливо, да, это печально, и я, разумеется, не хочу, чтобы ты употребляла это слово в ее присутствии. Но важно понимать, что Сьюзан очень травмирована. И что это может повлиять на вашу дружбу и то, как вы взаимодействуете.
Я почувствовала жар на лице. Мне до смерти хотелось выбежать из машины и рвануть куда угодно, лишь бы подальше от нее. В том, что она говорила, было нечто ужасное – и она либо этого не понимала, либо ей было все равно.
– Ты мне важнее всего, – сказала мама. – Я переживаю, какой это окажет на тебя эффект. Когда им больно, люди могут причинять себе вред. И иногда они втягивают в это близких, часто даже не подозревая об этом.
– Хорошо, я буду следить за тем, чтобы не саморазрушиться, – сказала я, на сей раз не скрывая сарказма.
