Она наполнила стаканы и протянула мне один.
– А, у Тэрин они бывали раньше, – сказала я и взяла стакан, хотя пить мне не хотелось. – Ты же знаешь, что у нее биполярка?
Сьюзан покачала головой:
– Я не знала, что это симптом биполярки.
– Ну, не всегда, но у нее иногда бывали, и очень сильные, и доктор сказал, что они связаны с этим диагнозом.
Я посмотрела на часы. Интересно, когда Сара заканчивает работать?
– А почему тебе нельзя быть дома одной?
Сьюзан, прищурившись, окинула меня долгим взглядом. Если бы я не видела ее изможденное, измазанное слезами лицо, я бы подумала, что мой вопрос ее позабавил.
– Сара думает, это небезопасно, – сказала она наконец.
– А, – сказала я, понятия не имея, о чем она.
Мы немного помолчали, попивая воду из стаканов. Я изо всех сил пыталась придумать тему для разговора, как-то заполнить тишину. В голову мне приходили лишь фразы о погоде и трагичные вопросы про ее отца.
Наконец Сьюзан нервно рассмеялась.
– Знаешь, я сейчас подумала, что со времени переезда лишь дважды плакала на улице, и оба раза ты была рядом.
Я улыбнулась, понятия не имея, правильно ли реагирую.
– Ненавижу плакать на людях, – добавила она зачем-то.
– Думаю, никто не любит.
– Да нет, некоторым нравится. У меня была подруга, которая включала водопады каждый раз, когда ей хотелось внимания. Это ужасно бесило.
Она повозила дном стакана по столешнице.
– Но вообще так реветь – это просто жалко. Будто я не могу контролировать свои эмоции. Будто я слабая.
– Нет ничего плохого в том, чтобы иногда быть слабой, – сказала я.
Сьюзан поморщилась.
– Ты говоришь так лишь потому, что, когда ты демонстрировала слабость, люди реагировали на это с любовью.
Я попыталась не показать, насколько меня взбесили ее слова.
– Ты не знаешь, правда это или нет.
– Да точно правда, – сказала она небрежно, словно отмахиваясь от меня. – Я-то вижу.
– Ты меня почти не знаешь. – Я хотела, чтобы мои слова прозвучали весело, но сама услышала, что в моем голосе была обида.
Сьюзан посмотрела на меня со странной полуулыбкой. Исчезла открытость, которую я увидела, когда она плакала у меня на глазах. Я снова не могла понять, что она чувствует.
– Мне не нужно тебя знать, чтобы понять это, – сказала она. – И это не плохо. Это вообще-то комплимент.
Не знаю, то ли она хотела меня позлить, то ли правда так думала. Может, и то, и другое. Я никак не могла придумать, что ответить, и она заговорила снова.
– Папа терпеть не мог, когда я плакала. – Она провела пальцем по краю стакана, не отрывая от него глаз. – Ужасно бесился. Поэтому я пыталась остановиться, но… иногда ведь не получается.
И что я могла на это сказать?
Наконец Сьюзан надоело сидеть на кухне, и мы направились в ее комнату-кокон. Сев на кровать, она завернулась в шерстяной платок и склонила голову на грудь. Сьюзан пристально смотрела на меня, словно ожидая, что я заговорю. Сесть больше было некуда, и я притулилась на краю кровати, подогнув под себя ноги. Нам все еще было неловко вместе, и мне казалось, что Сьюзан не очень-то рада моему присутствию. Но если бы я не пошла за ней в комнату, было бы еще более странно, словно я ее приходящая няня или что-то вроде того.
– Вы дружите с Тэрин? – внезапно спросила Сьюзан.
– Да, конечно. Ну, насколько можно дружить с человеком на восемь лет старше.
– Я бы хотела иметь сестру. Мне всегда казалось, что это вообще самое крутое в жизни. Будто иметь лучшую подругу, в которую генетически заложена любовь ко мне.
Я невольно расхохоталась.
– Лучшие друзья любят тебя безо всякой генетики.
– Но это ведь не то же самое, да? И с братьями все равно по-другому?
Она спрашивала меня с такой серьезностью, словно мои ответы что-то значили.
– То есть, понимаешь, я люблю Брайана больше всех в мире, но он же мой брат, а не друг. А сестры – и то, и другое.
– Я думаю, можно найти подруг, которые будут как сестры, – сказала я, думая про Рози. – И сестер, которые будут подругами. Может, если бы у нас с Тэрин не было такой разницы в возрасте, мы бы больше дружили. Но она точно в первую очередь мне сестра.
Я подумала еще немного.
– А еще, может быть, если бы у тебя была сестра, вы бы не были так близки с Брайаном.
Она пожала плечами под платком.
– Наверно, да.
– Он учится в Кардиффе, да?
Она кивнула.
– А где он живет на каникулах?
Я хотела незаметно подвести к этой теме, но деликатности у меня было столько же, сколько у полена.
– Дома, – ответила она.
На ее лице не дрогнула ни единая мышца.
– А это… То есть… как ему там?
– Папа никогда его не бил, если ты об этом. – Она говорила с усталой решительностью, словно заранее предвидела этот разговор. – Доставалось только мне.
Сьюзан слегка отвернулась, пробежала пальцами по старой рекламе «Лего» и достала из-под плаката фотографию.
– Вот, это мы, – сказала она, протягивая мне фото.
Я сразу узнала Сьюзан: на фото ей было меньше, чем сейчас, года на три. Затем Брайана, он уже был знаком мне по фотографиям. И, наконец, отца, которого я увидела сегодня. Он, Брайан и женщина – предположительно мама Сьюзан – стояли у новогодней елки, широко улыбаясь. Брайан слегка сутулился, словно тянулся к Сьюзан. Она сидела у них в ногах, обхватив руками коленки и улыбаясь закрытым ртом.
– Если обрезать низ фотографии, получится идеальный семейный портрет, – сказала она. – Мне даже нравится… Такой ужасный кадр, но такой правдивый. Они втроем – и я одна.
– Но ты все равно сказала «мы», – заметила я.
Она озадаченно посмотрела на меня.
– Только что. Ты сказала: «Вот, это мы».
Ее лицо на миг превратилось в гримасу напряженной печали, а потом она быстро отвернулась, ничего не ответив, и приложилась пальцами к нотному листу на стене.
У меня уже ныли лодыжки, поэтому я передвинулась на кровати и растянулась на нижней половине.
– Ты видела, как он посмотрел на меня? – пробормотала Сьюзан, все еще созерцая ноты.
Она сказала это так тихо, что я почти не заметила.
– Ничего не изменилось. Я все еще… – Она замолчала, потом вздохнула. – Все еще просто я.
– Но откуда он там взялся?
