Когда сказал неотрывно следить за Уинтер, я не это имел в виду.
Она разворачивается, до сих пор сжимая волосы в кулаках, благодаря чему ее руки прикрывают груди, но я замечаю тонкую белую вуаль, спадающую на ее лицо, и мое сердце как будто пропускает десять ударов. Это часть костюма для предстоящего шоу. Уинтер репетирует в вуали, чтобы привыкнуть к ней.
Меня всерьез бесит то, что она танцует в таком виде, зная о моем отсутствии. Девушка опускает руки, покачнувшись вбок, снова их разводит и кружится. Ее растрепанные волосы, полупрозрачная ткань на лице, идеальные груди, кожа…
Боже, Уинтер чертовски бесподобна. И в ней навсегда останется некий налет невинности. В небе раздается раскат грома. Мне уже безразлично, злится ли она и почему. Я хочу оказаться в этом бассейне.
Направившись к холодильнику, достаю с подноса сэндвич, вытаскиваю разделочный нож из блока, разрезаю квадратный ломтик хлеба пополам, по-прежнему с ножом в руке выхожу во двор и откусываю кусок.
Дэвис сразу же замечает меня, выпрямляется и тушит сигарету ботинком. Я смотрю на Уинтер, стройное тело которой изгибается, умело меня дразнит, как всегда. Мой член набухает в брюках. Бросаю взгляд на охранника. Готов поспорить, что у него тоже стояк.
Парень прокашливается.
– Вы приказали не спускать с нее глаз ни на минуту.
Снова откусив сэндвич, провожу лезвием ножа по кованому забору, чтобы соскрести горчицу.
– Извините, сэр. – Краем глаза вижу, как он опускает голову и пятится, собираясь уйти.
Но я его останавливаю.
– Отдай мне свой ремень.
Дэвис замирает.
– Сэр?
Я вонзаю нож в стоящий передо мной цветочный горшок, по самую рукоять погрузив металл в землю.
Он вновь прочищает горло, после чего слышится звон пряжки. Дэвис быстро снимает свой кожаный ремень и протягивает мне.
Забрав его, говорю:
– Если еще раз оскорбишь мою жену, я поеду с сыном на рыбалку и использую твои глазные яблоки в качестве наживки.
– Да, сэр.
Уинтер не виновата. Время позднее, она у себя дома и имеет полное право рассчитывать на уединение.
Я выбрасываю остатки еды в кусты и продеваю ремень в пряжку.
– Иди домой.
Спустя мгновение дверь черного хода открывается и закрывается, а я подхожу к бассейну.
Дождь, темнота, мы окружены деревьями… Неторопливо и спокойно приближаясь к ней, я словно возвращаюсь в детство. Мне нравится прятаться с Уинтер под открытым небом.
Она медленно танцует, ее движения плавные и томные. Не следуя определенной хореографии, девушка импровизирует под тихую навязчивую мелодию, доносящуюся из домика у бассейна. Ее влажная кожа блестит в тусклом освещении. Не отрывая от Уинтер взгляда, я раздеваюсь, бросаю вещи на землю и с ремнем Дэвиса в кулаке прыгаю в подогретую воду. Перестав двигаться, она поворачивает голову, когда слышит всплеск, однако не разворачивается лицом ко мне и ничего не говорит.
Уинтер знает, что это я.
Капли мерцают на ее лопатках. Дождь хлещет по моей голове и рукам.
Я останавливаюсь у нее за спиной. Макушка Уинтер достигает моего подбородка.
– У меня есть кое-что для тебя, – наклонившись, касаюсь губами ее уха. – Хочешь?
Но она отворачивается.
Вздернув бровь, я расширяю петлю ремня.
– Ты, должно быть, очень рассержена. Я звоню – ты не отвечаешь. Присылаю цветы… гребаные цветы, Уинтер… и даже эсэмэски в ответ не получаю. Запускаю камеры видеонаблюдения, а ты их отключила…
Девушка все еще отказывается обернуться.
Я накидываю ремень ей на шею и затягиваю его. Ее тело врезается в мое.
Мой отец всегда твердил, что шесть аристократических искусств не только бессмертны, но и полезны. Шахматы научат меня стратегии, фехтование познакомит с человеческой природой и научит самозащите, а танцы помогут познать свое собственное тело. Все эти навыки были необходимы всесторонне развитому человеку.
«Испорченный»
Уинтер ловит ртом воздух. Опустив глаза, вижу, как ее груди часто вздымаются и опадают.
Снова наклоняюсь и рычу ей в ухо:
– Что я такого сделал, а?
Она резко разворачивается, из-за чего конец ремня выскальзывает из моих пальцев и отплывает в сторону.
Стиснув зубы, наблюдаю за Уинтер. С непокорным выражением на лице девушка опять останавливается, выпрямляется и держит руки на поверхности воды перед собой, чтобы почувствовать, откуда я подойду.
Свободная часть ремня свисает вдоль ее спины. Я едва могу разглядеть ее глаза, зато вижу розовые губы и то, как она тяжело дышит сквозь мокрую вуаль.
– Не разговариваешь со мной? – спрашиваю, начав кружить вокруг нее. – Хм-м-м… Наверное, я сделал что-то очень плохое.
Волосы Уинтер липнут к одной груди, и я буквально ощущаю их своими губами.
Мне плевать, по какой причине она злится, потому что я хочу затащить ее в нашу постель.
– Иди сюда, – говорю ей.
Однако вместо этого девушка отдаляется, ощутив мое приближение.
– Иди сюда, Уинтер, – повторяю более твердо.
Мы оба ходим по кругу. Капли дождя танцуют по поверхности воды, отбрасывают брызги на ее живот. Каждый сантиметр ее кожи промок, а у меня во рту внезапно пересохло.
– Сейчас же.
Она лишь слегка вздергивает подбородок, настырно не размыкая губ.
Я улыбаюсь в надежде, что Уинтер все услышит в тоне моего голоса, потому что мое терпение на исходе, черт побери.
– Твоя сестра приходила, когда ее звали, – произношу с издевкой.
И дело сделано. Ее ледяной фасад дает трещину, глаза округляются, затем вспыхивают яростью. Вскинув руки, она пытается обрызгать меня.
Бросившись вперед, пока Уинтер отвлечена, я хватаю ее и забрасываю себе на плечо.
– Что за взбалмошная девчонка, – ворчу, шлепнув ее по заднице. – Почему я не предпочел ту, с которой проще? Нет же, захотел эту.
Я обвиваю ее руками, только Уинтер выпрямляется, обвив меня ногами и упершись в мою грудь, и хмурится на меня сверху вниз.
Высунув язык, слизываю воду с ее живота. Она испускает стон, но все равно отворачивает голову с напускной непокорностью.
Мой член в полной готовности. Хотя это забавно. Как бы Уинтер ни бесила меня, я втайне этим наслаждаюсь. Мне нравятся сложности. Я прикусываю ее кожу. Девушка закрывает глаза и впивается ногтями мне в плечи.
