Методичка МБ
2 день журавля. Суард
Орис бие Морелле, мастер Шорох
Только перед самым рассветом Орис осторожно отцепил от себя руки спящей девицы. Вытащил из беспорядочной груды одежды свою — по крайней мере, оно было без кружева и оборок — и, надев только штаны, тихонько вылез в окно. Этой ночью Устрица До была подозрительно неугомонна: обычно засыпала до первых петухов, а тут… нет, в своей неотразимости Орис не сомневался, но доверчивый убийца — мертвый убийца. И вообще, с тех пор как Мастер отправил брата на это шисом грызенное задание, сердце было не на месте.
Орис сам себе не хотел признаться, что впервые не верит отцу. Мастер не в первый раз поручал Стрижу заказ вне столицы, но даже когда брат шел к мятежникам, Орис боялся за него меньше. Может быть потому, что точно знал, куда и зачем его посылают.
Шис. Как он сразу не понял!
Орис замер, не успев продеть в рукав вторую руку. Озарение настигло его слишком поздно. Вот почему Устрица так липла! Отцу надо было удалить его из дома, чтобы не мешался под ногами, когда со своего таинственного задания вернется Стриж. Урожай на эти заговоры, что ли? А, плевать. Брат вернулся, все прочее — хлам.
На ходу поправляя рубаху и накидывая на плечи куртку, Орис спешил по едва освещенным усталыми фонарными жуками улицам домой. Запоздалые гуляки, все еще недопраздновавшие первый день осени, то и дело оглашали припортовые кварталы пьяными воплями. Какой-то косой матросик, заблудившийся между двух таверн, пристал к нему с требованием поставить на тараканьих бегах. От неприятностей матросика спасла толстая девица в неглиже: услыхав звон монет, утащила пьянчужку в ближний бордель.
До дома номер шесть по улице Серебряного Ландыша Орис добрался, когда небо над крышами приобрело цвет нижних юбок Устрицы: розовый с золотым кружевом облаков. Окно отцовского кабинета светилось. Поздновато, обычно в это время Мастер спит. Наверняка брат там. Вот же заговорщики!
Мысль о том, что у отца может быть вовсе не Стриж, Орис от себя гнал. Брату пора домой, за такой срок можно обернуться до Мадариса и обратно. Наверняка он!
Отворив дверь своим ключом, Орис взбежал на второй этаж, по привычке бесшумно. Остановился перед кабинетом, прислушался. Ни звука. Постучал. От прикосновения дверь с грохотом свалилась внутрь. Стол, стулья, шкафы — все было перевернуто, разломано и перепачкано влажно-красным. Над полем боя висел железистый запах, который не спутать ни с чем. А на заляпанном ковре валялась полоска ткани с рунами, знак Мастера Ткача.
Наверное, впервые Ориса затошнило от вида и запаха крови. Не надо было звать мага, чтобы понять, чья это кровь: отец никому и никогда бы не позволил устроить в своем кабинете такое, если бы был жив. Но почему дома тишина? Где мама?
Орис бросился по коридору к материнской спальне. Вокруг было чисто, тихо, словно ничего не случилось. И мать спала, подложив ладонь под щеку и чему-то улыбаясь. Отца, как Орис втайне от себя надеялся, рядом с ней не было — как не было нигде в доме. Мальчишки-ученики спали как сурки, слегка попахивая гоблиновой травкой. Подземная галерея, ведущая в контору на улице Ткачей, была заперта на замок с этой стороны. И никаких следов: посторонних в доме не было по меньшей мере с середины дня, кровь — только в кабинете.
«Стриж? Нет, не может быть! Брат не мог. Может, Седой? Но как? И где тело? Багдыть!»
Орис бросился к двери, искать Стрижа, звать Махшура, хоть что-то делать, но вспомнил о матери. Нельзя, чтобы она это видела. Надо убрать… или нет, надо чтобы настоятель Риллах увидел как есть. А мама пусть спит пока.
Рюмку сонной настойки мама выпила, не задавая вопросов. Только глянула на сына, вздохнула — и уснула до вечера. А Орис на мгновенье застыл, решая, найти сначала Стрижа, Махшура или Риллаха Черного? Однорукий бывший гробовщик, помощник отца, ближе. Всего лишь квартал по подземному ходу до конторы… Да. Сначала Махшур.
Махшур спал. Невинно, как младенец: услышал Ориса, лишь когда тот, под покровом Тени проникнув в комнату позади конторы, вежливо покашлял.
Шисом нюханный негодяй точно был ни при чем. Покрытая полуседой щетиной рожа так просияла при известии о смерти Мастера, что Орис едва сдержался, чтобы тут же не свернуть Махшуру шею.
«Только дурак поддается на провокации», — вовремя вспомнились слова отца.
— Жаль, не мне удалось порвать ему глотку. — На смуглом, украшенном шрамом поперек виска лице гробовщика читалось искреннее сожаление, в том числе и тем, что Орис сдержался, а губы кривила мерзкая ухмылка.
— Сочувствую, — так же мерзко ухмыльнулся Орис, не подумав отвернуться, когда старый хрыч вылезал из постели и натягивал рубаху в чернильных пятнах.
— Доигрался твой папаша, — бормотал тот, рассовывая по местам арсенал и проверяя выкидные ножи в протезе левой руки. — Ставлю золотой против динга, твой братец расстарался. Мастером хочет стать. Хе. Семейка.
Черные глаза гробовщика обежали Ориса с головы до ног, узкие губы снова растянулись в ухмылке.
Злость поднялась щекотной волной: на Махшура, который что-то знал, на брата, который мог же, мог! Только он и мог справиться с Мастером Ткачом, демон Хиссов! На отца — доигрался же. Но с кем он играл? Кто бы знал…
— Не братец. — Орис пожал плечами и толкнул дверь. — Братец был со мной. Праздновали. Шис подери! Ты идешь или нет?
Он обернулся с порога и смерил Махшура коронным отцовским взглядом: так змея смотрит на лягушку, прежде чем проглотить. Гробовщик разглядывал его внимательно, словно пытался залезть в мозги. Слава Хиссу, магического дара у убийцы не водилось и водиться не могло.
— Некуда уже спешить-то, — ровно ответил Махшур.
До самого кабинета молчали. В кабинете тоже. Махшур обнюхал все углы, вытащил откуда-то недопитую бутыль вина, осколок бокала, покачал головой, обернулся на Ориса, который стоял на пороге.
— Стриж. Некому больше.
Уверенность в тоне Махшура резанула по сердцу. Брат — нет, не мог он! Незачем Стрижу убивать Мастера. Не он!
— Риллах разберется, — бросил Орис, и, развернувшись, вышел прочь.
Город просыпался. Раскрывались окна, над трубами поднимались дымки. Из пекарен доносился аромат свежего хлеба. По булыжникам бодро цокали ослики, катящие тележки молочниц, сами молочницы подмигивали и улыбались красивому парню, куда-то спешащему с утра пораньше.
Орис не видел ни улыбок, ни завлекательно покачивающихся плеч. Всю дорогу к дому маэстро Клайво он, как заклинание, твердил: не Стриж. Светлая, сделай так, чтобы это был не Стриж! Пусть его не будет дома, не будет в Суарде. Пусть он вернется завтра! Потерять в один день отца и брата — это слишком.
По запаху медовых оладий и счастливому лицу Сатифы, экономки маэстро, он сразу понял: не вышло. Не услышала Светлая молитв слуги Темного. Стриж дома.
