– Мама! – простонала Снежана и стремглав сорвалась с места. За спиной она слышала тяжелые медвежьи шаги.
Подоконник в спальне был задвинут тяжелой шторой – мама любила полумрак и почти никогда ее не открывала. Старый пожелтевший лист бумаги оказался там – Снежана развернула его, убеждаясь, что это именно сколок странного панно с куполами, крестами и, кажется, могильными плитами. Впрочем, что именно изображено на рисунке, ей сейчас было совершенно неинтересно.
– Сколок здесь, – прошептала Снежана, поворачиваясь к Зимину, и неожиданно уткнулась ему в грудь.
Он подошел слишком близко, и теперь она стояла, чувствуя носом шероховатую поверхность его трикотажной толстовки, защищающей так же надежно, как медвежья шкура. Пахло, впрочем, вовсе не шкурой, а смесью горьковатого одеколона, стирального порошка и еще чем-то, незнакомым, очень мужским и немного пугающим.
Зимин чуть отстранился, и Снежана тут же испугалась, что мешает ему невольным нарушением личных границ, но отойти не успела, потому что он взял ее лицо в ладони и вдруг поцеловал. От неожиданности Снежана начала захлебываться свалившейся на нее лавиной ощущений, частично забытых, частично новых, никогда до этого не испытанных.
В глазах мелькали точки и черточки, сплетающиеся в дивный кружевной рисунок. Какие-то бабочки, звездочки и невиданные птицы таились в нем. Снежана не помнила, когда в последний раз целовалась, но райских птиц при поцелуе точно не видела никогда. В груди у мужчины что-то клокотало, словно рвался наружу запертый в клетке человеческого тела медведь. Интересно, а вдруг от ее поцелуя он действительно превратится в медведя? Хотя нет, она же не принцесса. От собственного «пролетарского» происхождения Снежана успела немного расстроиться, но тут же забыла об этом, растворяясь в поцелуе без остатка.
– Снежинка, звонила Мариночка Светлова, сказала, что у меня отрицательный результат анализа. Я же тебе говорила, что у меня нет никакого коронавируса. Ой! – Мама зашла в спальню, и Снежана с Зиминым отшатнулись друг от друга, но было поздно. – Простите, я была уверена, что в свою комнату могу заходить без предупреждения.
– Мамочка, это ты нас прости! То, что тест отрицательный, это просто отлично. А то я волновалась. – Щеки у Снежаны горели.
– Зато я за тебя совершенно спокойна, – заявила мама, повергая дочь в еще большее смущение. – Вы нашли сколок, как я вижу.
– Да, Ирина Григорьевна, – по-военному отчитался Зимин, только что каблуками не щелкнул, хотя у носков их и нет. Пожалуй, надо все-таки купить в дом мужские тапочки. – И, пожалуй, с большой долей уверенности могу сказать, что родственница ваша пока жива.
– Это прекрасно, но почему вы так считаете, Мишенька?
– Наш злодей не нашел карту, а ваша Татьяна Алексеевна, как я успел заметить, очень умная дама, и я уверен, что она все это время умело морочит ему голову. Он не убьет ее до тех пор, пока будет думать, что она скажет ему, где сколок.
– То есть ты считаешь… – медленно начала Снежана, он не дал ей продолжить.
– …что он ее где-то прячет. И ждет, что она все ему расскажет. Думаю, он заставил ее выйти из гостиницы и сесть в его машину под угрозой того, что иначе он убьет кого-то из вас.
– Боже мой, Таточка! – Мама залилась слезами.
– А теперь нам всем нужно очень хорошо подумать. Татьяна Алексеевна не может не помнить, что оставила сколок здесь. Но преступник пока не предпринял ни малейшей попытки сюда попасть, хотя он, похоже, мало себя контролирует. Из этого следует вывод: о том, что сколок в вашей городской квартире, она ему не сказала.
– Или сказала, но он ждет, пока я уйду в ателье, а мама останется дома одна! – побледнев, воскликнула Снежана. – Если он смог справиться с двумя пожилыми женщинами, то и третья для него не проблема.
– Я его не боюсь. – Мама гордо выпятила подбородок.
– Ирина Григорьевна, попрошу не проявлять чудес смелости. Сейчас я вызову оперативников, и кто-нибудь из них останется с вами. Это не обсуждается.
– Еще как обсуждается, – не сдавалась мама. – А вы что будете делать?
– Мы спустимся поговорить с Лидой. Она наверняка знает, кто преступник и где он может прятать Татьяну Алексеевну. Или не наверняка, но мы хотя бы попробуем.
– Я с вами, – заявила мама непреклонно. – И вот это точно не обсуждается. А ваш оперативник пусть караулит нашу квартиру на тот случай, если этот мерзавец все-таки заявится за сколком.
Спорить Снежане не хотелось. Если мама будет на глазах, то ей будет спокойнее. А если отправится на поиски Татьяны Алексеевны, оставив маму дома, то это же с ума можно сойти! Она посмотрела на Зимина умоляюще и тут же смутилась, вспомнив их неожиданный поцелуй, жар от которого до сих не отпустил ее. В голове у нее шумело то ли от этого, то ли от того, что Снежана чувствовала себя совсем запутавшейся.
Кто тот немолодой мужчина-пассажир, которому Некипелов рассказал о дневнике? Откуда он узнал о сколке-карте, а главное – о том, что семья Машковских ее хранит? Она надеялась, что ответы на эти вопросы может знать Лида. Быстренько одевшись и дождавшись маму, которая, вопреки своей привычке, в этот раз почти не копалась, они втроем спустились в ателье.
Там кипела обычная работа: стоял стрекот швейных машинок, в кабинете Снежаны сидела бухгалтер Светлана Николаевна. Ну да, правильно, начало ноября, время начисления зарплаты и подведения итогов октября. В зале, за стойкой приема заказов, стояла Лида, и глаза у нее были заплаканные. Или Снежане это показалось?
– Здравствуйте, – сказала она при виде Машковских и Зимина. – У нас опять что-то случилось?
– Лидочка, девочка, что же ты к нам не заходишь? – спросила мама, и Снежана уставилась на нее в изумлении.
Лида явно была причастна ко всем приключившимся в последнее время неприятностям, она же ясно дала это понять, и вот, пожалуйста, мама любезничает с человеком, возможно, участвовавшим в похищении Елисеевой? С ума сойти!
– Здравствуйте, Ирина Григорьевна. – Голос у Лиды был глухой, севший. Нет, точно плакала. – Работы много, да и Снежана просит лишний раз с вами не пересекаться, чтобы не заразить, не дай бог. Как вы себя, кстати, чувствуете?
– Слава богу, все хорошо. Нет у меня проклятого вируса, – с некоторой гордостью в голосе произнесла мама. – А ты что такая грустная, Лидочка, заболел кто? Или раны сердечные?
На этих словах Лида залилась слезами. Крупные, правильной формы капли стекали у нее по лицу. Не выдержав охватившего ее горя, молодая женщина закрыла лицо ладонями. Вопреки обстоятельствам, Снежана внезапно почувствовала жалость.
– Лид, что случилось? – тихо спросила она. – Ты расскажи, легче будет, я знаю.
Та отняла руки от залитого слезами лица и посмотрела затравленно, почти зло.
– Легче? Никогда мне не будет легче! Я давно уже поняла, что ничего у меня никогда ни с кем не получится! Под несчастливой звездой, видимо, уродилась. Каждый раз верю и надеюсь, дура такая, а ничего не получается, ничего!
