Хмаль едва уловимо поморщился от моей шуточки.
– Это правда? Вы воспользовались мазью?
– Да.
Хмаль несколько секунд смотрел на меня. В моё очень серьёзное и искреннее лицо. Я очень плохо умела врать, но сейчас это играло в мою пользу: ведь мы действительно использовали мазь. Просто… я немного недоговорила.
– Действительно жаль, – медленно сказал он. – Стебли хависсы и… другие компоненты для этой мази весьма редки, я слышал.
– Зачем я здесь и чего вы от меня хотите? – в упор спросила я. – Чего вы добиваетесь, господин Хмаль?
– Разумеется, выдать свою дочь за вашего супруга, – без колебаний произнёс Хмаль. – Мне это не удалось, и это крайне прискорбно… хотя, возможно, через год ситуация изменится. Но у меня есть и другие планы, и один из них касается вас.
– И какой же это план?
– Ммм. Ну, допустим, собрать вашу семью под прежней крышей. Вы дочь лорда Чилтона, которая долго жила в этом особняке. А ещё вы дочь своей матери, которая тоже долго жила в этом особняке. Это необычный дом, вы знаете об этом?
Я похолодела. Что он знал?
– Что именно вы имеете в виду?
– Ничего, моя дорогая, – усмехнулся он. – Совершенно ничего. Но, как вы понимаете, я не большой любитель архитектуры. И основная моя цель…
– Вы хотите так или иначе уговорить моего мужа расстаться со мной.
Господин Хмаль странно улыбнулся:
– Или наоборот, миледи. Или наоборот.
– Но как? Я больше не уродлива, и через три месяца я к нему вернусь. А если со мной что-то случится…
Хмаль усмехнулся и покачал головой:
– На этот счёт не беспокойтесь. Клянусь, я желаю, чтобы вы были живы и здоровы.
– Потому что вы собираете коллекцию из моих родственников, а без меня она будет неполной? – Я скептически подняла бровь. – Зачем вам это? Хотите, чтобы мама и Этьен играли тут в счастливую семью, а я прыгала вокруг них с криками: «Мама, папа, пойдёмте есть мороженое!»?
– Не совсем так.
– А как? – в упор спросила я. – Собираетесь устроить тут бордель? Или принести меня в жертву на празднике урожая?
Хмаль потёр лоб.
– Кажется, ваш муж ещё легко отделался, – пробормотал он. – Что ж, не буду вас задерживать. Я узнал всё, что хотел.
Он быстрым шагом удалился к лестнице. Кажется, ему действительно не понравились мои шуточки. Ну и ладно.
Я оглядела гостиную. Вряд ли отцу понравилось бы, что его дом купили аккарцы. Я вздохнула при мысли об отце. Ведь столько всего наворотил, а? Вызывал хороших людей на дуэль направо и налево, рассорился с лучшим другом и искалечил его, меня продал в отложенный брак, как копчёную селёдку. И хоть бы пансион оплатил! Впрочем, хотя бы в этом виноват был не он: тётя подделала завещание.
И тут меня отвлекли от раздумий звуки фортепиано.
Я повернулась к роялю и замерла, полуоткрыв рот, вслушиваясь в музыку. Патрис действительно играл великолепно. Тонкие пальцы, куда длиннее и изящнее, чем у лорда Танниса, уверенно и быстро летели по клавишам, и мелодия звенела, как капли воды, плыла, будто гондола по волнам, вперёд, к солнцу…
Я села на кресло, исподволь наблюдая за ним. И заслушалась.
Когда он закончил играть, я не сразу это поняла. В моей голове мелодия продолжалась, шумела в ушах, и ужасно не хотелось от неё отказываться.
– Вы потрясающе играете, – тихо сказала я, когда Патрис встал с табурета.
Он просиял:
– Вам понравилось?
– Очень, – честно сказала я. – Мне ужасно жаль, что в пансионе я не училась музыке. Я бы хотела играть так, как вы.
По лицу Патриса скользнула лукавая улыбка:
– Я могу вас научить.
– Серьёзно?
Он обвёл рукой гостиную:
– Похоже, Этьен здесь надолго, а раз уж мы концертируем вместе, куда он, туда и я. Пока он проводит время с Анной, я совершенно свободен.
Он улыбался легко и искренне. Я пожала плечами. Действительно, что могут изменить несколько уроков игры на фортепиано?
– А давайте, – легко сказала я, вставая. – С чего начнём?
Мы занимались часа полтора, пока я не почувствовала усталость. Играть простую гамму оказалось неожиданно трудно: пальцы Патриса были куда гибче. Несколько раз он аккуратно брал мою кисть и показывал, как держать её и как ставить пальцы на клавиши, и его советы действительно помогали.
А ещё вблизи запах его одеколона оказался куда приятнее, чем поначалу. Не знаю, одеколон ли помог или первые шаги в овладевании инструментом, но уже через полчаса я начала ощущать лёгкую эйфорию. Решено! Вернусь домой, обязательно поставлю там фортепиано. И всучу мужу гитару. В конце концов, я замужем и мне положены серенады! И мороженое. Я прикрыла глаза. Ммм… мороженое… а если его размазать по груди и слизывать вместе с вареньем…
– Лиза?
Я очнулась. Патрис немного озадаченно смотрел на меня, но в глазах его плясали лукавые смешинки. Я тут же ужасно смутилась. Так, стоп. Я о чём вообще думала? О мороженом и варенье на своей обнажённой груди! И не только, надо сказать, на своей! Это же варенье, оно липкое!
Я возмущённо выдохнула. И как такое может прийти в голову невинной девушке?
Потом я настороженно посмотрела на Патриса – и, вдохнув его одеколон, вдруг поняла, что ощущаю под платьем жар. Причём там, где приличной девушке его ощущать отнюдь не полагается.
Так. Кажется, меня здесь домогаются, причём незаконно и неприлично.
– Патрис, зачем вы меня соблазняете? – прямо спросила я. – Я ведь могу быть очень невежливой, особенно когда меня очаровывают подозрительными духами.
Вопреки моим ожиданиям, Патрис не смутился, не принял невинный вид и не засмеялся неестественно и неловко. Вместо этого он нахмурился:
– Я сделал что-то не то? Лиза, что вы сказали о моём одеколоне?
– Что он странно действует, – терпеливо повторила я. – Вот вы ощущаете что-нибудь не то? Или, наоборот, слишком то? Головокружение, страсть, желание покорить мир? – Я тяжело вздохнула, глядя в его лицо: – Да чёрт с ним, скажу прямо: вы ощущаете воздействие афродизиака, как я, или нет?
Патрис открыл рот. И закрыл его.
– Неловко такое говорить, но да, – неловко признался он. – Одеколон стоял в моей спальне. Я всего лишь использовал немного, когда брился.
– На нём были какие-то знаки? Название?
Патрис с рассеянным видом оглядел гостиную. А потом его глаза зажглись и он указал на резьбу, украшающую кресло:
– На стекле были выгравированы точно такие же листья.
Листья хависсы. Я мгновенно вспомнила слова мужа, что из хависсы делали очень действенный афродизиак. Ну ничего себе!
