Губы матери дрогнули. Она отвела взгляд.
– Нет, – утвердительно сказала я. – Не скучала. Все эти годы ты даже не вспоминала обо мне. А твой скрипач? Этьен, кажется, его звали?
Моя мать вдруг улыбнулась:
– Да. Мы вместе и очень счастливы. Он… ты увидишь его здесь. С нами один его друг, Патрис, он куда моложе Этьена и играет на фортепиано. Когда они выступали вдвоём, то собирали полный зал.
Я подняла брови:
– То есть меня подняли из постели и увезли из дома, чтобы я послушала их потрясающий дуэт? Какая же я непонятливая.
Дверца экипажа открылась. Моя мать положила свою ладонь на мою:
– Всё будет хорошо, Лиззи, обещаю тебе. Теперь ты дома.
Её голос был мягким и успокаивающим, и пальцы совершенно не дрожали.
Вот только глаза были испуганными.
Под окнами моей новой спальни распускались розы. Аккарцы неплохо постарались, реставрируя особняк: мебель, пусть и чересчур помпезная и неудобная, была с иголочки, паркет сверкал, а дорожки в саду были заново посыпаны гравием.
Я с тоской посмотрела на яблоню, где я пряталась шесть лет назад. Вот бы снова услышать шаги по гравию, увидеть знакомую стройную мужскую фигуру…
…Чёрт, звучу так, словно я влюбилась в собственного мужа по уши!
Но мне хотелось любви. Я вернула себе лицо, и голова кружилась от неожиданной свободы. Я могла не носить вуаль, могла улыбаться, кокетничать, знать, что я нравлюсь.
Вот только лорду Таннису было не до романтики. Я понимала его: пока моё лицо было скрыто под вуалью, я чувствовала то же самое. Но всё равно это было грустно. Что уж там, мне хотелось, чтобы он меня полюбил. Чтобы писал мне любовные записки, оставлял под подушкой ожерелья из желудей и шёлковые подвязки с намёком, чтобы провожал меня взглядом, чтобы думал обо мне, даже засыпая.
Но, увы, это не так. Лорд Таннис сейчас думает не обо мне, а о том, что тайная звезда в нашем доме погасла, а он потерял последнюю возможность встать на ноги. И с моей стороны эгоистично желать, чтобы он забыл обо всём и появился под воротами резиденции господина Хмаля со стопкой блинчиков с золотистым мёдом.
…Хотя хорошо бы, конечно.
Я глубоко вздохнула. Что ж, мы с мужем союзники, и у нас есть общие коварные враги, которых совершенно необходимо победить. Вот об этом и надо думать.
А что делают свободные девушки, когда их запирают коварные враги? Правильно! Отправляются шпионить.
Я поправила жемчужно-серое платье и вышла из комнаты. Жилую часть особняка оставили прежней – просто с севера пристроили длинное прямое крыло, где располагалась деловая часть торгового представительства. А господин Хмаль, разумеется, занял лучшие комнаты, которые когда-то принадлежали моему отцу. И где находится отцовский кабинет, я помнила прекрасно.
Но как только я вышла на лестницу, то тут же чуть не влетела в рыжеволосого молодого человека, от которого весьма отчётливо пахло дорогим одеколоном.
Очень красивого молодого человека. Рыжие волосы рассыпались по плечам, а экзотический разрез зелёных глаз сразу привлекал взгляд.
– О, простите мою неловкость, – очаровательно улыбнулся молодой человек. – Меня зовут Патрис Баке.
– Я слышала ваше имя, – вспомнила я. – От матери. Вы играете на фортепиано?
Лицо Патриса просияло:
– Так вы и есть та самая Лиза! Анна столько говорила о вас нам с Этьеном! Я ужасно рад, что нам выпала возможность познакомиться.
– Да неужели? – прохладно сказала я.
Патрис посмотрел на меня проницательным взглядом.
– Должно быть, вы были бы рады попасть домой в других обстоятельствах, – произнёс он. – Но вас, я слышал, пытались выдать замуж насильно. Неудивительно, если вы встревожены.
– Что вы, я абсолютно спокойна, – вежливо улыбнулась я. – Кстати, а вам сказали, что меня сюда привезли силой, а я сопротивлялась? Что моя тётя угробила прежнего хозяина дома, толкнув его на смертельную дуэль с моим мужем, а дочь нового хозяина, Майя Хмаль, отравила меня ванильной пыльцой, изуродовав мне лицо, и я выздоровела только чудом? Ну, вдруг вы не знаете.
Патрис заморгал.
– Это… звучит весьма невероятно.
– Но это полная правда. – Я попыталась обойти его в коридоре. – Извините, Патрис, я спешу.
– Нет-нет, я не хотел сказать, что вы говорите неправду, Лиза! – Молодой человек сделал жест, словно хотел схватить меня за рукав, но вовремя одумался. – Просто… я не знаю вашу тётю или господина Хмаля и его дочь, но Этьен – мой давний друг, пусть он и старше меня на двенадцать лет. И я верю ему и Анне как себе. Так что… – Он смешался. – Я хочу сказать, что вам есть кому довериться.
Я пристально посмотрела на него. Молодой человек выглядел наивным и искренним. И, чёрт, если бы я встретила его пару месяцев назад, он даже мог бы мне понравиться. Не настолько, чтобы мечтать о побеге из пансиона на вороном коне, теряя по пути панталоны, но он действительно располагал к себе.
Вот только здесь я была обязана подозревать всех и каждого. Так что сообщать ему: «Слушай, я тут собираюсь немного пограбить, будь добр, постой в дверях и покарауль» – меня как-то пока не тянуло.
– Пойдёмте вниз, поищем Этьена и Анну, – предложил Патрис. – Я уверен, Этьен бы очень хотел с вами познакомиться.
Я бросила тоскующий взгляд в другой конец коридора, где ждал бывший отцовский кабинет. И, вздохнув, спустилась за Патрисом.
Первым, кого я увидела внизу, был господин Хмаль.
Я невольно вздрогнула, когда он поднялся мне навстречу из белого позолоченного кресла, украшенного резьбой. Мельком я подумала, что резные листья и стебли были точь-в-точь похожи на стебли хависсы.
– Оставьте нас на пять минут, Патрис, – негромко приказал Хмаль. – У нас частный разговор. Отойдите к фортепиано, если даме так будет уютнее.
Патрис вопросительно взглянул на меня. Я кивнула, и он, молча поклонившись, отошёл. Мы остались вдвоём: в гостиной, кроме нас, никого не было.
– Майя покинула столицу на некоторое время, – произнёс Хмаль. – Я крайне рад вашему скорому… выздоровлению, госпожа Чилтон.
– Я всё ещё леди Таннис, – отрезала я.
– Разумеется, разумеется. Быть может, вы расскажете, что вам помогло? Во время нашей последней встречи, я помню, вы носили вуаль?
Его взгляд был неожиданно цепким и хищным.
Я мрачно усмехнулась. Он серьёзно надеется, что я раскрою ему свои тайны?
– Мы использовали мазь, – произнесла я. – Ту самую, которую делают мастера-алхимики. Ужасно жаль, что стеблей хависсы, из которых её делают, не хватает на всех. Должно быть, аккарские совратители, лишённые заветного любовного зелья, чудовищно переживают по этому поводу.
