Когда речь зашла о мужчинах, Гарриет
поинтересовалась, – в который раз! – почему Фэй никак не остановится
на ком-то одном.
– Просто не на ком.
– Глупости, наверняка есть кто-то подходящий. –
Гарриет испытующе посмотрела на юную подругу. – Может, ты боишься?
– Может быть. Но в принципе они мне неинтересны. У меня
есть все: орхидеи, гардении, шампанское, экзотические вечеринки, прекрасные
ночи, выходы на приемы, дорогие подарки; но это не то. Все они какие-то
ненастоящие. Ни одного нормального мужика.
– Все у тебя не слава Богу! – За это, впрочем,
Гарриет и любила Фэй. – Конечно, герои Голливуда – не для жизни. Ты всегда
была достаточно умна, чтобы понимать это. Но в Лос-Анджелесе есть и другие
мужчины, не тс, что годятся только для интрижек – притворщики и повесы. –
Они обе знали, что внешность Фэй, ее деньги и положение привлекали орды мужчин,
слетавшихся, по словам Гарриет, как мухи на мед.
– Может, у меня не было времени встретить кого-то
подходящего?
Забавно, она никогда даже представить себе не могла, что с
кем-то из них устроит свою жизнь, даже с Гейблом. Она хотела видеть рядом с
собой человека, искушенного в житейских делах, более земного, так сказать,
чтобы он, вернись Фэй обратно в Гроув Сити, расчищал бы снег зимой по утрам,
срубал елку на Рождество детям, гулял с ней, сидел рядом у огня, а летом ходил
бы на озеро. Она ждала человека, с кем можно было бы поговорить, кто ставил бы
не работу, а ее и детей на первое место… Но кто не жаждет поймать звезду и
получить роль в очередном фильме. Думая про это, Фэй мысленно вернулась к новой
картине и снова принялась рассказывать о тонкостях сценария, о технике, которую
хотела попробовать. Она любила использовать в игре что-то новенькое. Поскольку
у нее не было семьи, она всю энергию вкладывала в карьеру и всегда добивалась
огромного успеха. Но Гарриет мечтала, чтобы в жизни Фэй появился настоящий
мужчина, чувствуя, что это помогло бы девушке подняться до нужных высот, что
она еще во многом наивна, но если бы появился любимый, Фэй окончательно
состоялась бы и как женщина, и как актриса.
– А вы придете посмотреть меня на площадке? –
повернулась Фэй к Гарриет, умоляюще глядя на подругу. Сейчас она походила на
ребенка. Гарриет мягко улыбнулась и покачала головой.
– Ты же знаешь, как я все это ненавижу, Фэй.
– Но вы мне так нужны.
Фэй вдруг впервые показалась Гарриет очень одинокой, и она
ободряюще похлопала подругу по руке.
– Ты тоже нужна мне, девочка. Но в советах актрисы ты
теперь не нуждаешься. Ты талантливее меня. Все будет отлично. Я знаю это. Мое
присутствие на съемках только отвлечет тебя.
Впервые за долгое время Фэй нуждалась в моральной поддержке
на съемочной площадке. И все еще ощущала внутреннюю дрожь, простившись с
Гарриет в Сан-Франциско и отправляясь вдоль побережья туда, где жили Херсты,
скромно называвшие свое поместье «Дом». Всю дорогу она думала о Гарриет.
Почему? Она и сама не знала, но сейчас ей было одиноко, как
никогда раньше. Она скучала по Гарриет, по старому дому в Пенсильвании, по
родителям. Впервые за последние годы Фэй показалось, что в ее жизни чего-то не
хватает, но никак не могла понять, чего именно. Она пыталась убедить себя, что
нервничает из-за новой роли, но дело было не в этом. В ее жизни уже давно не
было мужчины. Гарриет права – плохо, что она никак не сделает свой выбор, но
Фэй никого не могла представить рядом с собой.
Просторы имения Херстов показались ей пустыннее, чем обычно.
Там собралась дюжина гостей, все шумно веселились, но Фэй вдруг поняла, как все
это ей чуждо, а люди неинтересны. Единственное, что имело смысл – работа.
Только два человека привлекали Фэй – Гарриет Филдинг, жившая в пятистах милях
от Лос-Анджелеса, и ее агент Эйб Абрамсон.
В конце концов, до боли в челюстях наулыбавшись за эти
бесконечно однообразные дни, Фэй с облегчением отправилась назад. И приехав
домой, открыв своим ключом ворота, пройдя наверх в белое великолепие спальни,
почувствовала себя в сто раз счастливее, чем за всю последнюю неделю. Как
хорошо дома! Гораздо лучше, чем в большом имении Херстов.
Фэй со счастливой улыбкой повалилась на песцовое покрывало,
скинула туфли и, уставившись в потолок, на прелестную маленькую люстру, с
волнением подумала о новой роли. На душе снова потеплело. Подумаешь – нет
мужчины. Зато есть работа, и она счастлива, очень счастлива.
Весь следующий месяц она трудилась денно и нощно, впиваясь в
каждую строчку новой роли – пробовала разные жесты, мимику, взгляды, днями
бродила по дому, говорила сама с собой, пытаясь влезть в шкуру женщины, которую
предстояло сыграть. В этом фильме муж сводит ее с ума, отбирает ребенка, и она
пытается совершить самоубийство. Но постепенно поймет, что во всем виноват
только он, вернет ребенка и убьет мужа.
Финальный акт отмщения волновал Фэй и внушал сомнения. Как
отреагирует публика – потеряет ли симпатию к ней или полюбит еще больше?
Заденет ли она чувства зрителей? Завоюет ли их сердца? Это было чрезвычайно
важно для нее.
Начинались съемки. Фэй появилась на студии точно в
назначенный час; сценарий лежал в портфеле из крокодиловой кожи, который она
всегда носила с собой; чемоданчик с косметикой и вещами тоже был при ней. Фэй
прошла в свою уборную спокойной деловой походкой, которая одних очаровывала, а
других бесила. Фэй Прайс прежде всего была профессионалом, взыскательным к себе
до педантичности, но никогда не требовала от других того, чего не могла
потребовать от себя.
Студия обычно давала служанку, чтобы помогать Фэй
переодеваться, хотя некоторые актрисы приводили своих. Но Фэй никак не могла
представить себе Элизабет здесь и оставляла ее дома. Женщины, которых
предоставляла студия, отлично знали свое дело. На этот раз к ней приставили
англичанку Перл, она и раньше работала с ней. Женщина была чрезвычайно разумна,
и Фэй наслаждалась ее остроумием. Перл работала на студии давно, и некоторые
сцены в ее пересказе до слез смешили Фэй. И в это утро она с радостью снова
встретилась с нею. Англичанка развесила платья, вынула косметику, избегая
дотрагиваться до портфеля, поскольку однажды уже совершила такую ошибку и
накрепко запомнила, что Фэй не терпит, когда кто-либо сует нос в ее сценарий.
Она принесла кофе с молоком, приготовленный так, как любила Фэй. В восемь утра
пришла парикмахерша. Перл подала актрисе яйцо всмятку и тоненький тост. На
площадке знали, что англичанка способна творить чудеса, обожая брать актрис под
свою опеку, но Фэй никогда не злоупотребляла своим положением, и той это
нравилось.
– Вы окончательно испортите меня, Перл, – сказала
Фэй и взглянула на парикмахершу, уже колдующую над ее прической.
– Безусловно, мисс Прайс, – улыбнулась в ответ
англичанка. Она любила работать с этой девушкой, одной из лучших актрис, и
часто рассказывала о ней друзьям. В Фэй было природное достоинство, которое
трудно описать словами, и в то же время – простота и остроумие, а также –
улыбнувшись, отметила про себя Перл – дьявольски красивая пара ног.
