– Господи, Энн, извини. Я не знаю… что…
Но она страстным поцелуем заставила его замолчать. Билл был
ошарашен. Он инстинктивно понял, что она в этом не новичок, особенно когда руки
девушки оказались под его халатом. Он понял, в чем состоял секрет Энн. Он
ласково отвел ее руки, поднес к губам и поцеловал Пальцы. Его тело напряглось,
и она, почувствовав это, стала соблазнительно поглаживать его. Биллу казалось,
что он сходит с ума, но не настолько, чтобы обидеть ее или совершить что-то
греховное. Энн в его глазах была еще ребенком. Ей всего пятнадцать лет, ну,
почти шестнадцать. Все равно…
– Нам нужно поговорить. – Он опустился на диван,
усадил ее рядом, плотно завернулся в халат и заглянул ей в глаза. – Не
понимаю, что на меня нашло.
– А я понимаю. – Она сказала это тихо, словно во
сне. – Я люблю тебя, Билл.
Это была правда, она не лукавила. И он любил ее.
Сумасшествие. Ему сорок девять, а ей пятнадцать. Ужасно… Но вместо того, чтобы
немедленно взять себя в руки, Билл снова поцеловал ее. Он чувствовал, как волны
страсти захлестывают его, и нежно взял девочку за руку.
– Я тоже очень люблю тебя, но не могу позволить этому
случиться, Энн. – В его голосе отражались страсть и душевная боль, а в
глазах девушки стояли слезы. Энн пришла в ужас – вот сейчас он ее выгонит, и,
может быть, навсегда. Она не пережила бы этого, у нее и так было слишком много
потерь.
– Почему? Что в этом плохого? У других ведь так бывает.
– Но не при такой разнице в возрасте, как у нас.
Разница составляла тридцать три года, к тому же Энн еще несовершеннолетняя. О,
если бы ей было двадцать два, а ему пятьдесят пять, если бы он не был отцом ее
лучшей подруги… Но Энн яростно и упрямо мотала головой. Она ни за что не
расстанется с ним. За свою короткую жизнь она уже слишком много потеряла.
– Неправда. У других такое часто случается, я знаю.
Билл улыбнулся. Какая она страстная, сладкая, и так ему
нравится. Он вдруг понял это совершенно отчетливо.
– Мне все равно, даже если бы тебе было сто лет. Я
люблю тебя, и все. И никому не отдам.
Мелодраматичность момента заставила его снова улыбнуться. Он
поцеловал Энн; ее губы были сладкими, а кожа казалась бархатной. Все ужасно, с
точки зрения закона связь с девочкой такого возраста расценивалась как
изнасилование, даже несмотря на ее согласие.
– Энн, ты когда-нибудь уже занималась этим? Скажи
честно. Я не рассержусь на тебя. – Он ласково улыбался, пытаясь узнать
правду. А она и не боялась быть честной с ним, понимая его состояние. В душе
оба радовались, что Гейл задерживается.
– Да, но не так. Когда я была… в Хейт… – Такое
трудно объяснить, но ей хотелось, очень хотелось, чтобы между ними не было
недоговорок. – Я… Она тяжко вздохнула, и Билл пожалел о своем вопросе.
– Ты не обязана рассказывать, если не хочешь, Энн.
– Нет, я хочу. – Она попыталась коротко изложить,
и сказанное вслух ее ужаснуло. – Я жила в коммуне, глотала ЛСД и другие
наркотики, но больше всего ЛСД. Секта, в которой я жила, занималась странными
делами…
Он в ужасе замер.
– Тебя изнасиловали?
Энн медленно покачала головой, не отрывая от него взгляда.
Она должна все честно рассказать, чего бы это ей ни стоило.
– Я делала это, потому что ничего не соображала. И со
всеми, мне кажется… Я почти ничего не помню. Я была в трансе и не знаю, что
было наяву, а что во сне… Когда я была на пятом месяце беременности, родители
вернули меня домой. И тринадцать месяцев назад родился ребенок. – Она
понимала, что всю жизнь будет помнить дату его рождения, и сейчас могла сказать
с точностью до дня: тринадцать месяцев и пять дней. – Но мои родители
заставили отдать его в чужую семью. Это был мальчик. Я его даже не видела. Это
я имела в виду под самым худшим, что мне пришлось пережить. – Она
судорожно подбирала слова, чтобы передать свое состояние. – Это моя самая
большая боль и ошибка. Никогда себе не прощу. Каждый день спрашиваю себя – где
он, все ли с ним в порядке.
– Но ребенок сломал бы твою жизнь, дорогая. – Билл
нежно погладил Энн по щеке. Ему было отчаянно жаль эту девушку и очень больно
за нее. Она совсем не похожа не Гейл. Через какой ужас она прошла!
– Мои родители сказали то же самое, но это неправда.
– Ну, и что бы ты сейчас с ним делала?
– Заботилась бы о нем… Как всякая другая мать… –
Глаза Энн наполнились слезами, и Билл привлек ее к себе. – Я ни за что не
отдала бы его сама.
Он хотел было сказать, что когда-нибудь подарит ей другого
ребенка, но промолчал: что может быть глупее таких слов? Тут они услышали, как
Гейл открывает ключом дверь. Билл торопливо отодвинулся от Энн, взглянул в
последний раз, прикоснулся к ней, сгорая от желания, и еще плотнее запахнул
халат. Через минуту оба улыбались вошедшей Гейл.
Следующие два месяца Энн встречалась с ним везде, где только
можно. Они просто говорили, гуляли, делились мыслями. Гейл ничего не знала, и
Энн надеялась, что так и не узнает. Это была их тайна; оба понимали, что
встречи надо прекратить, но остановиться не могли. Они нуждались друг в друге,
очень нуждались. Билл доверял ей, их отношения были целомудренными, но сколько
времени это могло продолжаться? Когда бабушка Гейл пригласила ее на
рождественские каникулы, они придумали план: Энн скажет родителям, что поживет
у Гейл и Билла, а сама все время до возвращения Гейл проведет с ним. Это будет
почти как медовый месяц.
31
Луис уже давно догадалась, что происходит между ее подругой
и парнем со второго этажа. Она не столько не одобряла эту связь, считая его
слишком старым – двадцать четыре года! – сколько жалела, что теперь редко
видит Ванессу. У нее, конечно, были свои друзья, к тому же она усиленно
занималась: проекты, домашние задания, экзамены. Месяцы летели быстро, и трудно
было поверить, что на носу рождественские каникулы. Стояла холодная морозная
погода, и вскоре после Дня Благодарения выпал первый снег.
Ванесса, никогда прежде не видевшая снега, пришла в восторг.
Они с Джейсоном играли в снежки в Риверсайд Парк. У них всегда было полно дел –
«Метрополитен», Музей современного искусства, опера, балет, концерты в Карнеги
Холл и всегда манящий Бродвей. Джейсон обожал культурные развлечения и всюду
тащил с собой Ванессу. В кино они не ходили, смотрели только некоторые старые
ленты на фестивале в Музее современного искусства. Он работал над диссертацией,
а она готовилась к экзаменам. Ей нравились его серьезность, его строгость, он
вообще ей нравился.
– Я буду скучать по тебе в каникулы. – Вэн лежала
на диване с книгой и смотрела на него. В очках Джейсон казался ужасно серьезным,
но, взглянув на нее, улыбнулся.
– А я думал, что ты мечтаешь вернуться в Целлулоидную
Страну. – Так он называл Лос-Анджелес. – Будешь каждый день ходить в
кино с друзьями, пожирать бутерброды, картофельные чипсы… – Все
перечисленное было ужасным для него. – А потом снова вернешься ко мне.
