В тот день я шла по коридору. Ещё из-за поворота заметила, как Мэри скользнула в комнату, в которой остановился Бес, в то время как сам он остался ждать снаружи. Догадка пришла мгновенно. Сердце заколотилось так судорожно, что хотелось поймать его руками. Быстрыми шагами пересекла коридор, и уже хотела открыть дверь, но Бес преградил мне путь.
— Что там? — Он и так понимал суть вопроса, подробности были ни к чему.
— Ничего, Полина. И тебе не стоит туда заходить.
— Что Мэри делает в твоей комнате?
— Там Джон, она его искала. — Он отвечал невозмутимо, ни одна мускула не дрогнула. Но Беса выдали глаза. Там было сомнение.
— Он там? Если это так, то пусти меня. Мне всё равно, что с ним. Ты должен меня пустить туда. — Я старалась говорить тихо, но даже шёпотом можно кричать. И, казалось, этот суровый боец отступил под моим напором. Но затем снова шагнул вперёд.
— Он не хочет тебя видеть.
— Плевать мне на то, что он хочет. Или не хочет. Мне всё равно! Один раз, Стив. Если он прогонит меня, я уеду, обещаю. Просто дай мне его увидеть.
Бес хмурился всего несколько секунд, а затем едва заметно улыбнулся, и отступил от двери.
Глава 21. Артём.
Несколько недель назад.
Меня разбудил запах блинчиков и детский смех. Захотелось улыбнуться. Почему-то сочетание этого запаха и звука ассоциировалось с домом. Открыл глаза, но обстановка вокруг казалась чужой. Низкие потолки, маленькая комнатка с простой, сбитой вручную кроватью. Всё вокруг кричало бедностью, но вместе с этим, чистота и уют поражали. Здесь хотелось находиться, так казалось с первых минут. В комнату зашла женщина, возрастом слегка за пятьдесят, в старенькой одежде и цветастом фартуке. Причитала, что Алинка опять убежала, и казалось, совсем меня не замечала. Так продолжалось довольно долго, пока она резко не повернулась, и, прищурив глаза, стала подходить ближе.
— А я-то думаю, что это так в комнате тихо стало. А ты очнулся просто. Парень, скажешь что-нибудь? Помнишь, как в реке оказался? — И хоть, смотрела она достаточно строго, глаза оставались добрыми.
Попытался ответить, но вместо этого прохрипел что-то непонятное, и сам испугался своего голоса. Просто кивнул, и попытался прочистить горло.
— А зовут тебя как? — На ходу спросила женщина, а затем подала кружку тёплой воды. Осушил залпом, и только после этого почувствовал, что связки способны работать.
— Артём.
— А меня тётя Вера зови. Не буду я спрашивать, как ты в реку попал. Захочешь, сам расскажешь. Но лучше не надо, не хочу я знать. Тебя тут все в округе ищут, поэтому тебе лучше уходить отсюда. Пулю я тебе вытащила, жар спал. Ты только скажи, есть кто-то кто забрать тебя сможет, парень?
— Сам уйду. — Сказал, а лицо её тут же помрачнело.
— Не спеши Артём, поговорить нам с тобой надо. Не уйдёшь ты отсюда сам. — Поставила рядом с кроватью стул, и присела. А я попытался подняться, но не смог. Что. Блядь. Происходит.
Единственная мысль, пульсирующая в моей голове, это то, что я не чувствую абсолютно ни хрена. Как будто у меня только голова, и всё. Я не то, чтобы не мог пошевелить конечностями, я просто чувствовал, что у меня их как будто бы нет.
— Поднимите одеяло. — Прокаркал снова охрипшим голосом.
Тётя Вера приподнялась, тяжело вздохнула, и, взявшись за край одеяла, откинула его в сторону.
Я смотрел на свои руки и ноги, абсолютно целые, натренированные, которыми я сотни раз спасал жизнь не только себе но и своему отряду, и понимал, что я ими больше не владею. Никогда ты не ценишь, то, что у тебя есть. Все движения раньше были отточенными, молниеносными. А сейчас, сколько бы я не кричал внутри себя, не пытался заставить свои руки пошевелиться, всё это не имело никакого значения. Я всё так же смотрел на свои конечности, и не чувствовал их. Словно они чужие.
— Тебе повезло, что зима настолько тёплая, что вода не замёрзла. Первый раз такое вижу, всегда в этом месяце лёд стоял. Об лёд ты бы разбился, но в воду окунулся, и течением тебя прибило к берегу. А там уж тебя Алинка нашла. Поругались мы с ней в тот вечер. Она всегда в это место бежит, когда плохо ей, или злится. Мать у неё тут утопилась. А ты сверху и грохнулся. Час тебя на сетях старых тащила. Только вот при падении ты ударился. Опять же в рубашке родился, даже переломов нет. Только пулей тебя перед этим зацепило. Но когда бредил ты, только голова металась. Тогда то я и поняла, что руки и ноги у тебя не работают. Я сама врач, деревенский правда, терапевт, но про такое слышала. Это шоковое состояние называется, позвоночник у тебя отключился. А когда заработает… — Хмыкнула, пожала плечами. — Не знаю, сынок. Никто не знает. Может несколько дней, может месяцы, а не дай Бог, и годы. Работать тебе над собой надо. А остальное приложится. Но отсюда тебе нужно уходить. Скоро по домам начнут шарить. А у меня внучка. Одни мы с ней. Думай, Артём. Иначе беда будет.
Смысл происходящего слишком медленно проникал в мой мозг. Я казался себе грёбаным дауном, потому что, кажется, отказывался верить в то, что я теперь калека. Не заметил, как хозяйка дома ушла, а мне с её уходом даже вздохнулось легче. Нужно собраться и решить, что делать. Первым делом нужно связаться с Бесом. Если он выжил, то он закончил дело, и вытащит меня отсюда. А дальше будем решать вместе.
Тётя Вера зашла через несколько часов, когда план уже был готов. Попросил её телефон, и позвонил Бесу по резервному телефону. Он ответил мгновенно.
— Чужой?
— Я.
— Твою мать, старик, я уже попрощался с тобой. Всё в порядке?
— Да. — Вру без сожаления, потому что это сейчас не главное. — Ты закончил?
— Да. Альфа у Босса. С твоей семьёй всё в порядке.
— Отлично. Тогда забери меня домой. Д
Следующие несколько недель напоминали ад. Нас ожидало много сложностей. Начиная с переговоров властей, расследования, признания моей невиновности, показаний против главных действующих лиц, участвовавших в продаже и распространении наркотиков. Развод, и разговор с Настей. Она кричала, и требовала вернуть то, что я у неё забрал. Глупая девчонка считала, что это я виновен в смерти её отца и полной конфискации имущества. Хотя последнее волновало её гораздо больше. Как же сладко она пела о своей любви, пока не поняла, что не получит от меня ни копейки. Только тогда я услышал от неё правду. О том, что я овощ, деревяшка, которая больше никому не нужна. Частично она была права. Ежедневные процедуры в клинике не помогали. Лучшие врачи разводили руками, и говорили, что мне помогут лишь время и усиленные тренировки, после того, как я сделаю хотя бы одно движение. Хотя бы пальцами. Но время шло, а чувствительность упорно не хотела возвращаться. Отцу мы сообщили почти сразу. За всю мою жизнь мы, кажется, разговаривали меньше, чем за последние три недели. На этот раз мы действительно стали ближе, позволили друг другу выпустить свою боль, ведь времени оставалось совсем мало. Альфа был прав. Отец болен, и уже невозможно что-либо изменить. Я простил его. Долгие годы варился в котле из собственной боли, ненависти к нему, и воспоминаний о матери, но сейчас почему-то всё стало просто. Меня отпустило, и мы наконец-то стали ближе. Только одно не давало мне покоя, а в наших разговорах каждый раз приводило в тупик. Полина. Отец не успокаивался. Он хотел сказать ей правду, и только наше хрупкое перемирие не давало ему этого сделать.
