Он следовал за нашей машиной достаточно долго, прежде чем преградил дорогу. Оболенского убрал сразу, без разговоров. На его лице так и застыло удивлённое выражение. А часто видел подобные лица на войне. Даже когда человек знает где он, и что в любой момент его ждёт смерть, выражение не меняется. Все удивляются, и единственная мысль, которая успевает пронестись в голове, "неужели?". Да, это конец. И мне не было жаль своего тестя. Он подох за грязные деньги. Каждый, кто зарабатывает таким способом должен знать, что конец будет именно таким.
— Пойдём, Чужой. Поговорим. — Сопротивляться не было смысла. Его бойцы обезоружили нас, и остались ждать в машине. Мы же пошли к обрыву. Альфа вёл меня впереди, на расстоянии, держа перед собой ствол. И рассказывал, всё, с самого начала.
— Меня заподозрили. Давно уже, но не могли подкопаться. Ты же знаешь, со мной это сложно сделать. Тогда они вышли на твоего отца, предложили ему твою свободу. Он согласился. Ему ведь недолго осталось, ты знаешь об этом? — Ни черта я не понимал из того, что он говорил. Что значит недолго? Альфа не дождался ответа, усмехнулся и продолжил. — Молчишь? Значит не знаешь. У него рак. Лечиться отказался. Думаю на покой захотел, устал старик. Хотя тебе ведь всё равно, да, Чужой? Для тебя я отцом был. Я всему научил. Поэтому и не смог убрать, пытался помешать. Но ты хитрый сукин сын, из всего вывернулся. Девчонку с кольцом я подослал. Сама правда не захотела. Пришлось мать её потрепать. так она сразу согласилась. Знал, что ты её захочешь. Сам бы не отказался. Такая чистая, невинная, настоящий ангел. Мне она нравится больше, чем Айвар, с её грязной кровью. Не двигайся! — Предостерёг моё движение, потому что ярость кипела внутри, и рвалась наружу. Но я опомнился. Я должен выбить свидание с жизнью. Если отца не станет, некому будет позаботиться о моих девочках. Только я или он. И мы оба сейчас на грани. Только я ещё могу спастись. Не знаю как, но сделаю всё возможное. — Хотел заложить её тебе, но девчонка сама попалась. Вот только Джон не вовремя вмешался, да и не зацепила тебя видимо, раз всё таки женился. Жалко её? Поэтому сберёг? Не отвечай. Всегда жалостливый был. Это уже не важно. Ты сам нашёл свою смерть. Нужно было бросать всё и валить из России. Но ты же упёртый… Всегда ценил в тебе это качество. Но не сейчас. Сейчас ты умрёшь, Чужой. Скажешь что-нибудь напоследок?
— Я отдам тебе записи с камер, если отпустишь. По-другому ты их не получишь. — Он лишь рассмеялся.
— Хорошая попытка, Артур. Но мои ребята сейчас в твоём доме. У них приказ, в живых не оставлять. Записи извлекут. Лицом не поворачивайся. Не хочу в глаза смотреть. Два шага к обрыву.
Обрыв слишком высок. Но шанс был. Я не дождался выстрела. Улыбнулся. И отправился на свидание к старушке с косой. Удар. Боль такая, что кишки скрутило, а в глазах начало темнеть. Не рассчитал высоту. Последнее, что помню, это кровь в воде. Успел выстрелить. А дальше темнота и покой.
********
Не знаю, сколько это длилось, но сквозь туман разума вдруг начал пробиваться настойчивый детский голосок. Тоненький такой, девичий, так похожий на мою Мэри. Мне было всё равно, что именно он говорит. Голос укачивал и успокаивал, убирал боль. А ведь и правда, боли совсем не было. Видимо я действительно не рассчитал высоту, и свидание удалось. Вот только откуда этот детский голос? Воспоминания? Что происходит по ту сторону жизни, никто не знает. Усиленно пытался прислушаться к звукам, к окружающим меня ощущением, но единственное, что я чувствовал, это трение затылка. Словно меня тащат по песку. Но почему я чувствовал только головой? Попытался пошевелиться, и ничего. Будто организм не отвечает на мои команды. Дальше снова пустота. Снова на грани между бредом и воспоминаниями. На этот раз мама. Она говорила со мной, и я всё понимал. Каждое слово, произнесённое до боли родным голосом.
— Сынок. Ты должен открыть глаза.
— Не хочу. — Почему-то это казалось таким незначительным, на фоне того, что я снова смог её услышать. — Как ты?
— Всё хорошо, сынок. Но тебе нужно вернуться. Они тебя ждут. — Голос ласковый, наполненный сияющей добротой. Совсем как в детстве.
— Кто?
— Ты знаешь. Ты в ответе за них. Возвращайся. Нам ещё рано встречаться.
— Стой!
— Открывай глаза. Я люблю тебя, сынок.
Снова погружаюсь в темноту, а когда сознание проясняется, чувствую запах. Её ни с чем не сравнимый запах.
— Полина… — Хриплю с трудом, и больше не могу выдавить других слов из себя. Она отвечает. Вот только голос старческий, скрипучий совсем. И говорит будто не со мной.
— Алинка, совсем с ума сошла, девчонка. Зачем ты этого бандита притащила. Вот что нам с ним делать? Убьют нас всех, если его ищут. — Нет, это не Полина. Вот только кто, я не знаю.
— Спаси его, бабушка. Он шепчет всё время имена, Полина и Мэри. Жена наверное с дочкой. Говорит что ждут его. Ты же можешь, я знаю. Мы его спрячем. Никто не найдёт. Смотри, какой он красивый. Жалко же. — Тот самый детский голосок. Кто-то вытащил меня из реки. Хватаю ртом воздух, пытаюсь ответить им, но не могу. Боль заполняет голову, горло, слова коверкаются и превращаются в хрип. А я снова погружаюсь в спасительную темноту.
Глава 20. Полина.
С тех пор как уехал Артём прошло несколько дней. Я призналась ему в любви. Не знаю, как вырвались эти слова из меня. Как я не подумала, перед тем как сказать их, но время не вернёшь. Наверное, тогда я руководствовалась сердцем, а не разумом. И именно в момент того уединения и гармонии, в которых мы находились, я осознала одну простую истину. Я полюбила этого мужчину. Наверное кто-то из вас скажет, что это стокгольмский синдром, но это не так. Меня никто не похищал, и сейчас, анализируя последние события, я поняла. Артём всегда предоставлял мне выбор, и хоть, условия были такими, что выбор осуществлялся в его пользу, к этим условиям я приводила себя сама. И чем больше я его узнавала, тем сильнее понимала его мотив и причины его выбора. Он защищал. Не только Мэри, но и меня. Каждым своим действием и поступком он пытался оградить нас от проблем и опасности. Но одновременно с этим загонял себя во всё больший риск. И хоть, он не ответил на моё признание, я чувствовала, что я для него не просто случайная связь. Между нами что-то большее, и я планировала разобраться с этим, как только он вернётся. Вот только по словам Мэри он не звонил с того момента как сообщил о приземлении самолёта, и это настораживало. Но ещё больше меня пугало настроение Джона. Он не отличался особой весёлостью, но с каждым днём становился мрачнее тучи, и это был определённо плохой знак. Он всё реже появлялся дома, а в свои редкие визиты запирался в кабинете, откуда позднее доносились тихие разговоры, и как бы я не старалась, расслышать что именно он говорил, не могла. В это утро мне было особенно неспокойно. Я несколько раз звонила Артёму и Бесу, но их телефоны были отключены. А когда я позвонила маме, чтобы хоть немного успокоиться, меня ждал очередной удар.
— Дочка, тут новости такие нехорошие, даже не знаю как и сказать тебе. — Начала мама с опаской.
