Сделала первые робкие шаги по комнате и с удивлением осмотрела себя. Только сейчас я вспомнила, что у Нейта была одета в махровый халат, а в данный момент на мне мужская футболка, настолько большая, что край доходит до середины бедра. Было мало сомнений в том, кто меня переодел, но думать об этом не хотелось. Какая разница, он ведь и так видел уже слишком много. Ноги утопали в длинном ворсе ковра, что делало шаг бесшумным. И хотя, я была уверенна, что в квартире я одна, всё же шла осторожно, на носочках выбираясь из комнаты. Та же темнота, и пустота. Шаг за шагом я исследовала квартиру, когда наткнулась на Артёма. Он сидел за кухонным столом, уперев подбородок в выставленные вперед руки, спиной ко мне. Одетый только в домашние штаны, он словно глыбой возвышался над столом. Я снова обратила внимание на его шрамы. Их было просто невозможно не заметить. И это действительно жуткое зрелище, такое нельзя увидеть в современном мире. Артём сидел неподвижно, лишь только изредка мышцы на спине напрягались, и мощной волной перекатывались под кожей. И мне бы уйти обратно в комнату, сделать вид, что я сплю, ведь я так упорно от него убегала. Но нет, меня словно магнитом тянет к нему, ноги будто вросли в пол, и нет ни единого шанса сбежать.
— Подойди. — Его голос прорезал тишину так резко, что от испуга я ещё несколько секунд не могла понять смысла сказанного слова. А затем аккуратно, зачем-то всё так же бесшумно стараясь ступать, подошла ближе и остановилась за спиной. Иногда люди действуют под внезапным порывом, не осознавая, что именно делают, но тело двигается само по себе, не подчиняясь разуму. Вот и сейчас осторожно протягиваю кончики пальцев и веду по шрамам, плавно скользя по изуродованной коже зверя, которого сама же раздразнила совсем недавно. Он не двигается, напрягся, сейчас под моими пальцами сталь, а я, уже смелее, приложив почти всю ладонь, веду по спине. Артём поворачивается на стуле, и теперь мы уже лицом к лицу. Он всё так же сидит на стуле, а я оказываюсь заключённой между его бёдер. Меня изучают взглядом, а я изучаю в ответ. И хоть ожидала увидеть гнев, ярость, ненависть, в крайнем случае, презрение. Но вижу лишь усталость. А ещё замечаю на столе бутылку виски и недопитый стакан. Он пьян. И теперь я вижу эту дымку во взгляде, взъерошенные волосы, и несколько прядей волос, сбившихся на лоб. Тянусь рукой, но у самого лица чувствую на своём запястье стальную хватку.
— С некоторых пор твои руки у моего лица пугают. — Артём говорит спокойно, без злости, без обвинений. Просто констатирует факт. А я не знаю, что ему ответить. Что я испугалась? Что я до дрожи боюсь, только не его, а себя и своей реакции на него. Всё это глупо. Сейчас это кажется таким незначительным.
— Прости. — Слышу собственный охрипший голос, и всё же продолжаю движение руки. Он не останавливает, но так же продолжает держать запястье, контролируя, предостерегая. Поправляю чёлку, спускаюсь по щеке, и провожу пальцами по его губам. Хватка становится ещё сильнее, а он рвано дёргается в мою сторону.
*******
Скользит полураскрытыми губами по моей ладони, не целует, но оставляет за собой влажный след, а затем болезненно кусает, тем самым вызывая во мне, то ли крик, то ли всхлип. Вонзился не только зубами в ладонь, но и взглядом в разум. Будто копается в моей голове и пытается понять, играю ли я в этот раз. Резко притягивает к себе так, что я врезаюсь в его грудь и, пошатнувшись, цепляюсь пальцами за плечи. А взгляд его не отпускает, всё так же гипнотизирует, подчиняет, притупляет страх, заставляя только тонуть в его огне. Наклоняется ближе, касается губами моих губ, и прежде чем окунуть меня в жар поцелуя, шепчет охрипшим голосом.
— Либо уходи сейчас. Либо я уже не остановлюсь. — Я не отвечаю, лишь прижимаюсь к нему ещё крепче. Не могу сейчас ни о чём думать. Я просто ему поддаюсь. Пусть делает то, что хочет. Потому что наши желания одинаковы, по крайней мере, сейчас.
Больше он ничего не спрашивал. Только брал, а затем отдавал втрое больше. Ворвался языком в мой рот, с силой, не терпящей возражений. С жадностью оплетал язык, прикусывал губы, и поцелуй этот длился так долго, что я уже, кажется, начала задыхаться. Освободил меня на миг, для того, чтобы тут же покрыть губами скулу, шею, ключицу, и я уже не понимаю и не чувствую где его губы, руки, потому что он меня уже всю окутал, и разум помутился настолько, что остаётся только цепляться за него руками, чтобы не упасть. Отталкивает от себя, смотрит с голодом на припухшие губы, на вершинки сосков уже не скрывающихся под тканью футболки. Сдвигает свои колени и уже меня подхватывает под бёдра, разведя их, и усаживая на себя, так, что я отчётливо ощущаю под собой, насколько он возбуждён. До предела, до нашего общего безумия, сливающегося в одну общую чашу на двоих. Просовывает руки под ткань, и одним резким движением срывает с меня, чтобы тут же сожрать своим обжигающим взглядом. Да так, что у меня щёки начинают гореть от одного только осознания, насколько я сейчас желанна. И в ответ мне толчки, его бёдрами о мои. Сильные, резкие, рваные, за плечи вдавливает вниз, так чтобы ещё сильнее ощутила его, даже через ткань штанов, что нас сейчас разделяет. И я несмело ёрзаю на нём, за что получаю рычание над самым ухом, и снова голодные поцелуи-укусы, и рука, намотавшая волосы на кулак. Отводит меня немного назад, чтобы дать место его голове, которая опускается между нами, чтобы в следующий миг я задохнулась от пламени, охватившего всё моё тело. Его губы на груди, язык, обводящий сосок вокруг, и рот, шумно, влажно, втягивает его внутрь.
— Не могу больше терпеть, маленькая… — Слышу его рык, и на выдохе хриплю в ответ.
— И не надо.
Он не снимает штаны, нет, не до этого сейчас. Просто спускает, приподнимает меня и одним резким толчком заполняет собой, вырывая из груди крик боли, вперемешку с наслаждением. Сейчас это кажется правильным. Он во мне, до боли, до криков, стискивающий бёдра до синяков. Мы оба слышим только хриплое, обрывающееся дыхание и влажные звуки того, насколько мы были готовы друг к другу. Напряжение, нарастающее уже до такой степени, что становится больно, и лишь желаемая разрядка отпустит эту боль. И никто из нас не пытается оттянуть этот момент, слишком на пределе. Последний рывок, от которого меня подкидывает, глаза закрываются сами собой, а руки опускаются безвольными плетями. Меня бьёт крупной дрожью, которая словно по коже перекидывается на Артёма, а он сжимает мою шею до хруста, прижимая к себе, и вместе с его рычанием чувствую горячие струи на пояснице. И всё вокруг поглощает темнота, оставляя за собой лишь шум одного дыхания на двоих.
********
Я думала, этой ночью мне уже не уснуть. Но когда Артём отнёс меня на кровать и устроил на груди, я не продержалась даже нескольких минут. Под его мерное дыхание, и ласкающие движения пальцев в волосах, я уснула, даже не заметив этого.
А утром я действительно осталась одна. Теперь уже каждая проверенная мной комната оказалось пуста. И всё, что произошло ночью казалось дурманом. Всё вернулось в прежнее русло, только место заточения сменилось по непонятной мне причине. Хотя, возможно, Артём всё же попытался спрятать меня от своего отца. В любом случае у меня появилось то желанное время на передышку, когда можно погрузиться в свои мысли и попытаться разобраться в себе. Меня тянуло к этому мужчине физически, это уже было неоспоримым фактом, не единожды проверенным и доказанным. Но что касалось моей души… Мне одновременно, всё так же хотелось сбежать от него и больше никогда не видеть, но при этом подобные мысли отзывались в груди какой-то необъяснимой болью. Словно меня придавило чем-то тяжёлым, и стало труднее дышать. За это время он странным образом стал мне близок. Возможно, потому что чем-то мы были похожи. Мне казалось, что шрамы покрывает не только его спину, но и его самого, внутри. Это было видно в глазах, в сдержанных движениях. Сейчас я уже понимала, что каждый раз, когда я оказывалась на грани сна, он был неизменно ласков со мной. И если раньше это казалось сном, нереальным, тёплым, но всё же сном. То в данный момент я понимала, что в такие моменты он позволял себе открыться. И пусть прошло уже достаточно много времени с нашего знакомства, мы так ни разу и не разговаривали. Откуда же тогда это чувство тоски, когда его нет рядом. Сколько же раз я читала про стокгольмский синдром, и возможно это именно он играет со мной злую шутку, но, тем не менее, я не хотела это признавать. Внезапно мне захотелось верить, что я кому-то нужна. И только теперь я начала воспринимать его поступки через другую призму. Не ненависти и боли, как раньше, а благодарности. Он сделал очень многое. Люди, которые так долго были рядом со мной, не смогли мне ничем помочь, хотя имели все возможности для этого, вдобавок оказались врагами. А человек, которого я едва знала, не спрашивал, просто помогал. Именно благодаря ему моя мама сейчас могла ходить. Я так долго мечтала сделать это для неё, что Артём, сам того не ведая, исполнил мою самую заветную мечту. А может он знал, чувствовал, что для меня это важно. А ещё он спас меня саму, он страха, ночных кошмаров, и заточения, последовавшего за собственной глупостью. Сейчас мне по-настоящему важно было знать правду. Почему он здесь, и почему эта свадьба настолько важна. Почему он помогает мне, и, чёрт побери, что я сама значу для него! Вот только смогу ли я задать ему этот вопрос? Или в следующий раз, когда откроется дверь, я снова увижу Беса, и окунусь в свой личный ад, с личным сторожем в главной роли.
