Фирс, хмыкнув, с силой оттолкнулся ногами от иллюминатора зверинца.
Героев ухнуло, будто в яму, понесло, тут же потащило вверх. Сердца обоих дали сбой, что-то внутри болезненно сдавило, дыхание замерло.
Они миновали иллюминатор кладовой, достигли наивысшей точки далеко за ним, остановились на мгновение и…
Вийт разжал одну руку, стремительно потянулся, почти бросился в сторону, едва не перевернулся на верёвке, но сумел-таки вцепиться в раму следующего окна.
Это был коммерческий салон. Обе группы мужчин – и с усами, и гладкобритые – стоя слушали оратора, самого седого из усатых, высокого худосочного старикана с решительным лицом.
Обстановка отличалась деловитостью и одновременно роскошью – посверкивали хрустальные украшения газовых светильников, на живописном потолке брокеры средневековой Амстердамской биржи сражались за фьючерсы на тюльпаны, геометрический ковёр на полу оттенками цвета каштана настраивал на серьёзный лад, стулья вдоль стен предлагали минутный отдых, но не располагали к продолжительному безделью. Во внутренней стене виднелось несколько дверей, также весьма строгого стиля, старинного и солидного.
Судя по скучающим лицам слушателей, ритор произносил свою речь уже давно. Все, однако, стояли недвижно, вытянувшись, смотрели только на выступавшего. Лишь господин со стальным зубом в какой-то момент отвлёкся, приотворил входную дверь и пропустил внутрь стюарда, другого, не того, который сопровождал Вийта и Фирса.
Служитель подхватил столик на колёсах, сервированный опустошёнными уже бутылками и блюдами, и выкатил в коридор. И тут же ввёз в салон другой, ломившийся от яств.
Появление свежих угощений, впрочем, не отвлекло слушателей.
Стюард покинул салон, и господин с зубом тщательно запер за ним дверь.
– Неужели у них обычная коммерческая встреча? – пробормотал Фирс, и голос выдал и его удивление, и неверие, и задумчивость.
Тут трибун наконец умолк, чётко, резко кивнул гостям и столь же чеканным движением развернулся к стоявшему рядом господину Авилу. Тот, вытянувшись, щёлкнул каблуками, толкнул внутреннюю дверь и вошёл в открывшуюся за ней пустую комнату с единственным столом в центре. Все собравшиеся наблюдали, как он доставал из жилетного кармашка ключ и возился, отпирая замки на скрипичном футляре.
Внутри оказалась свёрнутая трубкой бумага.
Вийт и Фирс переглянулись.
Господин Авил раскатал свиток на столе и придавил его в углах гирьками, также находившимися в футляре.
Это явно был какой-то документ – над убористым текстом виднелись гербы, под ним чернели размашистые подписи, на шнурах свисали внушительного вида сургучные печати разных цветов.
Мужчины в коммерческом салоне зашевелились, некоторые достали пенсне и монокли.
Господин Авил убрал ненужный теперь скрипичный футляр под стол, убедился, что бумага лежит ровно, и кивнул высохшему старику, только что произносившему речь. Тот повернулся к собравшимся и сделал приглашающий жест рукой.
Самый молодой из безусых, надменный ухоженный мужчина, прямой, как флагшток, с висками, едва тронутыми штрихами седины, двинулся вперёд, и все пропускали его, расступаясь. Лишь когда он приблизился к столу, остальные также стали заходить в комнату.
Безусые, демонстративно заложив руки за спину, склонились над бумагой. Они читали, иногда перебрасываясь друг с другом парой слов, но по большей части всё же молчали и лишь сосредоточенно пробегали глазами строчки документа.
Мужчины с усами держались позади них.
Вдруг господин со стальным зубом отступил в салон и взглянул на входную дверь. Заметил, что на него из комнаты, от стола смотрит тот, главный старикан, пожал плечами, подозвал ещё двоих из своей группы и пошёл к входной двери. В руке его блеснул кортик.
– Кто-то к ним стучится, – заметил сыскной надзиратель, стараясь поудобнее устроиться под иллюминатором.
– Они вооружены, ты видел? – воскликнул Фирс, вынужденный несколько сместиться, чтобы дать простор Вийту.
Человек с зубом отпёр замок и распахнул дверь. На пороге стоял капитан «Барсука».
Кортик в руке открывшего как-то незаметно исчез.
Ясенецкий сказал что-то решительное и холодное. Мужчина с зубом отрицательно помотал головой, но дирижаблист не отступал. Он даже предъявил какую-то измятую записку.
Оратор, прислушивавшийся к их диалогу, отдал резкую команду, и все мужчины стали дружно выходить вон из комнаты. Они заполняли салон, удивлённо поглядывая на капитана.
Сухопарый старикан вышел последним. На пороге, уже держась за дверную ручку, он окинул придирчивым взглядом стол с лежащим на нём документом, обвёл глазами пустую теперь комнату и только затем притворил дверь.
Один из безусых, помахав себе на лицо руками и поморщившись, что-то сказал своему соседу. Тот чётко вытянулся в струнку, чётко кивнул, чётко развернулся и чётким шагом направился к иллюминатору.
Уже в следующее мгновение окно распахнулось.
Мужчина остолбенел, ошеломлённо таращась на притаившихся снаружи Вийта и Фирса.
– Kommt schnell her! – вскричал отворивший иллюминатор. – Spione!
[48]
Сильные руки нескольких мужчин схватили смельчаков и одного за другим потащили в салон.
– А это ещё кто?! – вскричал потрясённый старикан, едва увидев, что именно тянут через иллюминатор его товарищи. Он резко повернулся к капитану дирижабля. – Кто это?
Ясенецкий был ошарашен не меньше остальных.
– Наши гости… пассажиры… – произнёс он, таращась. – Точнее знает их accompagnateur
[49]…
– Позвольте представиться! – воскликнул сыщик, едва утвердившись на ногах. Ронислав Вакулович после леденящего холода дрожал. – Полицейский надзиратель барон фон Вийт! – он взглянул, как тащат в салон его товарища, и добавил: – Мой помощник господин Фирс.
Окоченевший истопник едва мог пошевелиться. Его поставили рядом. Обоих крепко держали дюжие усачи, хоть их хватка и ослабла, когда прозвучало столь знаменитое имя.
– Но… – Ясенецкий явно подбирал слова. – Вы – сам?! Все газеты… Как вы оказались в столь незавидном положении, снаружи?
– Да, что вы там делали? – суровым тоном отчеканил старикан, и его взгляд пронзил Вийта.