Он молча кивнул. Подошел к ней, заботливо усадил в свое кресло.
— В день смерти дяди я получил от нотариуса жуткое письмо, — остановившись рядом с ней, с горечью произнес Виктор. — Это письмо раскололо меня изнутри. Теперь я сгораю, будто в аду, и не знаю, как мне жить дальше.
— Что за письмо? — с тревогой взглянула на него Таша.
— Я дам тебе его прочесть, а там… пусть будет, как будет.
Подхватил с рабочего стола письмо от Анатолия Янковского и протянул жене.
Застыл рядом с ней, будто мраморное изваяние. По сердцу пополз противный страх. Как будто он признавался Таше в проступке, который совершил по доброй воле, и ждал ее приговора.
Она пробежалась глазами по строкам, а потом зажмурилась.
— Значит… ребенок твой? — лишь глухо поинтересовалась.
— Да, мой. И я не знаю, что делать! Я в отчаянии, Таша! Я как будто попал в ад... Больше всего на свете мне хочется резко проснуться и поверить, что это был просто плохой сон. Что Анатолий Янковский не умирал, и что я не получал от него никаких писем.
Таша молчала. В огромных красивых глазах плескались слезы.
— Знаешь, мне… мне надо побыть одной, — тихо произнесла она.
— Таша! Пожалуйста… не уходи!
— Извини, мне… действительно надо побыть наедине с собой. То, что у тебя есть ребенок, это очень серьезно, понимаешь?
— Таша… Не уходи… Ну, прошу тебя!
Она медленно поднялась. Растерянно взглянула на него и развела руками. Опустив плечи, медленно вышла из его кабинета.
Виктор бросился, было, следом, но жена лишь отрицательно покачала головой. Вышла из приемной, и ее очень скоро поглотили двери серебристого лифта.
У Виктора опустились руки. В полицейском участке его ждал брошенный всеми ребенок, а Таша безмолвно ушла, оставив его один на один с кошмарами.
Глава 27. Таша
Кажется, так горько я еще никогда не плакала. Притихшая Тася забралась с ножками на диван и испуганно взирала на меня со стороны.
Я же, уронив голову на стол в любимой столовой с камином, захлебывалась рыданиями.
Мне казалось, что все мои мечты, все надежды и чаяния – рухнули в один миг. Ведь это я хотела подарить мужу сына! Наследника, которым он будет гордиться. А выходит, наследник уже есть? Получается, ребенок, которого Виктор так просил у меня, больше не нужен?
— Таша, возьми себя в руки! — внесла в столовую поднос с ромашковым чаем и фарфоровыми чашками бабушка.
— Это… это ведь я хотела подарить ему сына! А теперь… мой ребенок ему ни к чему?..
— Да что за глупости! Как, ни к чему? Вы прожили вместе почти пять лет. Скажи, муж тебе хоть раз изменял? У вас были прецеденты?
— Нет… но дело не в измене… эта женщина родила от него ребенка. Теперь она станет претендовать на его внимание.
— Виктор, конечно, не подарок. Но он любит тебя. Я уверена, он страдает от этого письма еще больше, чем ты. А теперь, когда мать мальчика задержали с наркотиками, все усложнилось. Что Виктору остается? Сдать сына в детский дом? А ты сама сможешь спать спокойно, зная, что его ребенок в детском доме, тогда как твоя дочь имеет все, что пожелает душа?.. Выпей чаю, Таша. Сейчас надо успокоиться. Эмоции – очень нехороший советчик. Откуда ты знаешь, что чувствует твой муж? Я его видела, он сам не свой.
— А как же я? Что мне теперь делать?
— Успокоиться, говорю же тебе. В твоем состоянии нервничать противопоказано. Выпей чаю… Тася, детка, принеси конфетки в вазочке и тоже садись пить чай.
Дочка исподлобья взглянула на меня и бабушку, а потом быстро соскользнула с дивана и подхватила хрустальную вазочку с конфетами.
— Мам, а он… страшный? — забираясь на стул, тихо спросила она.
— Кто? — непонимающе взглянула на нее я.
— Миша.
— Я не знаю… — из груди снова вырвались всхлипывания.
— Он не страшный, милая, — ласково погладила бабушка по головке напуганную Тасю. — Просто взрослые всегда боятся перемен. Особенно незапланированных. Но ведь если у мальчика никого не осталось, кроме нас, будет неправильным отдавать его в детский дом.
— У нас есть место! — расстроено взмахнула ручками Тася. — Мама! Зачем отдавать?
— Таша, — строго посмотрела на меня бабушка. — Ребенка надо забрать. Проглоти свою гордыню и поддержи Виктора. Он твой муж, и он страдает. Семейная жизнь на то и дана, чтобы вместе переживать все невзгоды. А сейчас что? Оттолкнешь его, чтобы он искал утешения у кого-то другого? Пусть мальчик поживет у вас. Потом, что там решится с его матерью, будет уже ясно. Но я уверена – если бы Виктор хотел, он бы женился на той женщине, а не на тебе. Скорее всего, она думала всех обмануть и тянуть из Виктора деньги, но у нее ничего не вышло. Сейчас ребенок в беде. И он не чужой. Будь мудрее. Твой муж должен быть рядом с тобой. Он только твой. А дети… что ж, дети даются Богом, и они – счастье. Было двое, станет трое. Еще для одной тарелки и кроватки в доме место найдется. Вы не бедствуете.
Я молча глотала чай и давилась всхлипываниями. Конечно, бабушка права. Никуда не денешься от семьи. Но ребенок… А ведь еще утром я уговаривала Витю привезти его к нам домой. Почему же сейчас так горько плачу при одной мысли о нем?
«Потому что меня опередили. Подарили ему сына раньше, чем это могла бы сделать я»…
Виктор не звонил. Не возвращался.
Спустя еще два часа я начала волноваться. Состояние было разбитое, но я уже горько жалела, что отпустила его одного. Где он сейчас?
Не выдержала, взяла телефон. Длинные гудки. Спустя десять минут Виктор наконец взял трубку.
«Вить, где ты?»
«Прости меня»
«Пожалуйста, возвращайся домой»
«Я люблю тебя. Просто… я не знаю, что со всем этим делать. Меня ведь тоже бросил родной отец. Если я поступлю также, чем я лучше него?»
«Ты не такой, как он. Возвращайся домой, Витя. Пожалуйста»
«Я не могу вернуться один, Таша. Женя отказалась брать к себе Мишу. В полицейском участке сказали, что до выяснения обстоятельств ребенка должны забрать родственники. Родственник один – это я. Ребенку не место в изоляторе».
Что-то оборвалось внутри.
«Привози его домой».
«Таша, я знаю, что тебе очень сложно. И я тоже запутался… Прости меня, если сможешь».
«Привози его домой. Я не обещаю, что все будет хорошо, но мы постараемся справиться».
«Спасибо».
Я отложила телефон в сторону и встала с диванчика, на котором так любила сидеть по вечерам. Подошла к любимому панорамному окну, из которого осенний город было видно, как на ладони.
