Моя белоснежная малышка причесана и подстрижена. Длинная шерстка сияет.
— Как принцесса! — восхищенно тянусь к мальтийской болонке я.
Та вертит головкой по сторонам. Выразительные глазки ищут хозяйку.
— Пробейте нам еще гиппоалергенный шампунь и кондиционер, — прижимая к себе собачку, прошу на кассе.
К тому времени, как мы с Рокси добираемся до машины, дождь льет стеной. Мои кеды окончательно пропитываются влагой. Ее дорогостоящая укладка тоже испорчена холодными каплями дождя.
— Ничего, сейчас доберемся до дома, и я тебя согрею, - укрывая собаку пушистым розовым пледом на заднем сидении, обещаю ей.
Поворачиваю ключ, и машина заводится с пол оборота. Включаю обогрев и медленно выезжаю на залитую дождем дорогу.
Скоро показывается дом тети Лены.
Одной рукой прижимаю к себе закутанную в плед собаку, а другой пытаюсь нащупать в объемной замшевой сумке ключи от дома. Наконец их удается выудить. Открываю двери и выпускаю Рокси на пол в просторный холл. Бодро встряхнувшись, она цокает подстриженными коготками в сторону гостиной. Дома никого нет. Тетя в гостинице, а Вероника еще в школе.
Медленно вешаю сумку на вешалку и стягиваю с ног мокрые кеды. Промокшая джинсовая курточка вскоре висит на плечиках. У меня всегда так. Все сложено, и у каждой вещи свое место.
Прохожу на кухню следом за Рокси. Включаю чайник.
«Я найду тебя в городе».
Качаю головой. Как?! Как у судьбы получается так жестоко насмехаться надо мной?
Пока закипает чайник, пытаюсь отвлечься. Листаю новости в телефоне.
Фейсбук выдает фотографию трехмесячного карапуза с круглыми щечками и подпись: «Мое счастье».
Ребенок, получившийся «случайно» у моего Покровителя и доброго доктора Насти.
Горечь перехватывает горло внезапно, и я уже не могу дышать. Хочется бить телефоном о столешницу. Вытянуть хозяйку этой фотографии за шиворот и отхлестать по щекам. За то, что украла. Вырвала мое сердце с корнем и с добродушной улыбкой уничтожила.
«Надо отписаться. Отписаться и никогда больше не знать, что происходит в жизни доброй Насти», — закрыв глаза, мысленно уговариваю себя. Но почему-то не могу. Это как отдельный вид мазохизма, следить за жизнью соперницы через сеть.
Память услужливо отшвыривает меня обратно в тот самый день, когда пришло это злополучное сообщение от доброй Насти.
...
Не помню, как я выбежала из больницы. Не знаю, каким чудом доехала до нашего подъезда, не попав в аварию на перекрестке – перед глазами стояла белая пелена.
Остервенело сбрасывала свои вещи в чемодан, который так любила брать с собой в отпуск. На Рождество мы с Тимуром собирались расписаться и лететь в США, к его маме. А теперь никуда не полетим.
Я чувствовала себя так, будто меня вышвырнули на улицу. Так выбрасывают вещи - ненужные и использованные.
Позвонила брату, попросила помочь мне съехать. Виталик оживился, поклялся, что уже выезжает. Видимо, денег у него совсем нет, раз так обрадовался моему звонку.
Тимур приехал внезапно, сразу же после моего звонка Виталику.
Он стоял посреди просторного холла, засунув руки в карманы серых брюк, и его взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Ты не уйдешь от меня, Оля. Разложи вещи обратно и успокойся.
— Попробуешь меня остановить? — вскинула голову я, и на миг перестала скидывать в коробку свои вещи.
В те минуты я выглядела жалкой. Заплаканное лицо, растрепанные волосы. Дрожащие руки.
— Оля, я не планирую создавать семью с Настей. У меня уже есть семья. Ничего не изменилось. Мы с тобой распишемся в декабре и займемся вопросом наследника на рождественских каникулах.
— Ты хоть сам понимаешь, о чем сейчас говоришь, Тимур?!
Слезы покатились ручьями. Мне было больно. До одури больно, что какая-то Настя утащила у меня из-под носа мечту о ребенке. Она просто соблазнила Тимура и забеременела! А я, как послушная жена, пила противозачаточные таблетки и ждала декабря! Дождалась…
Он подошел ко мне и больно впился пальцами в мои плечи.
— Оля. Я не люблю Настю. В моей жизни может быть только одна женщина – ты! Мне уже слишком много лет, и я не хочу ничего менять.
— А с ребенком, что ты будешь делать?! Вся больница в курсе, от кого Настя рожать будет?!
— Мои коллеги меня поймут.
— Жаль, что я тебя не пойму. Прости. Отныне наши пути расходятся.
Сбрасываю его руки и берусь за коробку. Тимур преграждает мне путь.
— Нет, Оля! Я никуда тебя не отпущу.
Уверенно, спокойно. Но я не обязана подчиняться.
— Ты предал меня.
— Ты не поняла, Оля? Я не отпущу тебя.
Швыряет коробку с моими вещами на пол. Они с грохотом разлетаются. Что-то хрупкое бьется вдребезги, усыпая осколками дорогостоящий ламинат. Я не успеваю даже вскрикнуть. Тимур выворачивает мне руку и тащит в сторону спальни.
— Отпусти! Пусти!
Я сопротивляюсь. На этот раз слишком отчаянно, и на миг он даже выпускает меня из своей цепкой хватки. Несколько мгновений мы боремся, но Тимур сильнее меня.
Его правая рука оказывается на моей шее, и он с силой заталкивает меня в спальню. Ему удается швырнуть меня на кровать. В следующий миг он нависает надо мной. Его крепкие пальцы смыкаются на шее и начинают сдавливать. Я чувствую панику – мне нечем дышать. Отчаянно извиваюсь, пинаю его руками и ногами, но отсутствие воздуха делает свое дело – я слабею.
— Я не отпущу тебя, — хрипло шепчет в мое красивое лицо Тимур. — Я слишком сильно тебя люблю. Я твой Покровитель. Ты принадлежишь мне одному. Мне проще задушить тебя, чем отпустить.
Все, чего мне хочется – это глотнуть хоть немного воздуха. Перед глазами плывут красные круги. Мой организм протестует, захлебывается в агонии, требуя вдохнуть. Но крепкая рука любимого мужчины перекрыла кислород. Я понимаю, что Тимур не отпустит. Он в том странном состоянии, когда ему проще задушить, чем отпустить.
— Твою мать, б…ть! — слышится голос брата где-то рядом. Звон разбитого стекла. Цепкие пальцы на моей шее слабеют.
— Олька! Черт… что это такое?!
Я отползаю к спинке кровати, пытаюсь отдышаться. Мой братец-бездельник приехал за мной чуть раньше, потому что ему очень нужны деньги, и это спасло мне жизнь. Теперь он стоит, сжимая разбитый ночник, а Тимур лежит на постели лицом вниз.
— Ты… ты убил его? — держась за шею обеими руками, хриплю я.
Виталик щупает пульс у Тимура.
— Нет, он дышит. Оклемается через пару минут.
— Давай, едем отсюда, пока он не очнулся!
