Я сложила вилки на поднос.
– Того же, что и раньше: спокойствия. Папа сказал, кусок пирога не поможет обрести мир в душе. И он прав. – В последние несколько дней я многое переосмыслила и осознала. – Я так отчаянно искала причины смерти Мэтта, что совсем забыла, как сильно он меня любил. Конечно, у него были свои недостатки и тайны, но он желал нам с Олли только добра. Вот и все, о чем мы должны помнить, чтобы пережить горе.
Мама, пождав губы, опустила нож в раковину.
– В общем, в ближайшее время не буду есть пирог, – торопливо подытожила я, пока мама не успела что-нибудь съязвить насчет характера Мэтта. – А там видно будет.
Мама обернулась ко мне, уже без всякого осуждения.
– Любовь все преодолевает.
Кажется, она собиралась что-то добавить, но решила промолчать и вместо этого начала складывать на поднос салфетки. Хотя старые обиды еще не совсем прошли, в конце концов мы сможем от них избавиться. Я уверена.
Тихо хмыкнув, мама закончила возиться с салфетками и обратилась ко мне:
– Я для тебя кое-что приготовила. Пойдем.
– А как же десерт…
– Десерт подождет. Олли натащила папе огромную стопку книжек. Они еще долго будут читать, так что торопиться некуда.
– Что ты задумала? – поинтересовалась я, следуя за ней. – Может, сначала принести вино-для-общения-с-мамой?
Она подбоченилась.
– Нет уж, юная леди!
Ее резкий тон больше не вызывал у меня желание выбежать за дверь. И это доказывает, что за последние дни мы достигли существенного прогресса.
– По крайней мере, не сегодня. Это тебе. – Мама кивнула на коробку на обеденном столе и сложила руки пирамидкой. – Я и так чересчур долго медлила. Открывай!
Я с любопытством откинула крышку. Руки задрожали. Подарок растрогал меня до слез.
– Неужели это оно?
– Оно самое.
Осторожно вытащив лоскутное одеяло, я расстелила его на столе и принялась разглядывать. Сразу заметила в середине розово-оранжевую ткань с серыми вставками. Здесь были кусочки и другой моей одежды, например крестильной рубашки и летнего платья с инициалами и лягушкой на груди, которое я носила в пять лет.
– Извини, что дарю так поздно. Когда ты родилась, мне захотелось вшить в одеяло еще и лоскутки, которые напоминали бы о разных значимых событиях в твоей жизни. Это платьице ты надевала в Рождество, а это – в день, когда у тебя выпал первый зуб. – Мама стала по очереди указывать на отрезки материи. – Это – когда тебе поставили брекеты, это – когда их сняли, а вот это – когда ты научилась ездить на велосипеде.
Я смутно припомнила, как в шесть лет впервые самостоятельно поехала на велосипеде. Мама напялила на меня шлем, наколенники, налокотники и вдобавок заставила папу бежать за мной.
– Я много лет пыталась закончить шитье. Бралась – и опять откладывала. Наверное, из-за того, что мы с тобой были… – Она умолкла, подыскивая слово.
Интересно, как она обозначит наши натянутые отношения?
– …были порознь, – определилась мама. – А вчера наконец приделала сюда последний лоскут. – Она постучала по нему пальцем.
Я наклонилась к одеялу.
– Это… тот фартук с уточками, который я смастерила?
Похоже на то. Цвет такой же, и та же полосатая окантовка.
– Да. Я купила его во «Всякой всячине».
– Зачем?
– Чтобы замкнуть круг. Вот твой первый слюнявчик. – Мама ткнула в другой лоскут. – Я сшила его почти сразу после твоего рождения.
При виде рисунка на ткани я широко распахнула глаза. Уточки!
– Круг замкнулся, и теперь мы можем перейти на новый. Начать все с чистого листа. Я люблю тебя, Натали. И всегда буду любить. Слышишь?
Я с трудом сдержала слезы.
– Слышу, мама.
26
К моему удивлению, в субботу Гидеон с утра зашел на кофе. Я не ожидала его увидеть, поскольку сегодня вечером мы и так собирались на свидание. При мысли об этом я не сдержала улыбку.
– Двор кафе забит до отказа. Больше туда никто не втиснется. – Гидеон захлопнул за собой проволочную дверь и направился к полке с кружками.
Я подхватила кофейник.
– Подозреваю, скоро новые любители птиц твою теорию опровергнут.
Вообще-то я намеревалась в будущем переселить туристов и освободить свою лужайку. Предложу им взамен дюжину вариантов, где можно остановиться. В первую очередь, конечно, дом Обина Павежо.
Гидеон поставил кружки на столешницу.
– Как док себя чувствует? Я слышал, он вчера вернулся на работу.
– Да, вернулся, держится молодцом. Скучает по пациентам и к тому же терпеть не может сидеть дома. Начал подыскивать врача, который в перспективе мог бы занять его место, и уже подобрал несколько кандидатур.
Снаружи раздались легкие шаги, и в кафе впорхнула нарядная Джина. Ее туника и бантики на голове были окрашены в цвета американского флага. Следом зашел Лук.
– Обожаю этот праздник! – отложив сумочку и надевая фартук, прощебетала Джина.
Лук хмыкнул:
– Они, конечно, ни за что бы не догадались.
– Вот ворчун! – Нежно улыбнувшись мужу, Джина повернулась к Гидеону: – Приятно тебя видеть. А то я уже начала забывать, как ты выглядишь.
– Ну что ты, я регулярно захожу в кафе. Вчера, например.
Джина усмехнулась.
– Анна-Кейт, это правда?
– Ну нет, так легко ты не отделаешься, – шутливо заявила я Гидеону и наябедничала: – До этого его не было целую неделю!
Лук напялил фартук и похлопал Гидеона по спине.
– Отстань от парня, Джина. Ты же в курсе, как он нервничал по поводу покупки кафе.
– Погодите-ка! – вмешалась я. – Вы знали, что Гидеон хочет купить кафе?
Джина раскрыла духовку, проверяя, как там печенье.
– Конечно, лапонька. Он после того сна замучил Зи, повторяя свою просьбу по меньшей мере каждый месяц. Было очевидно, что он и тебя попросит о том же.
Я приподняла брови.
– Отменная интуиция!
Кухню заполнил мелодичный смех Джины.
– Я тут ни при чем. Гидеон сам должен был тебе сказать. И раз уж он здесь, значит, предложение уже озвучено?
– Ага, – кивнул тот.
– И? – поторопил Лук, в нетерпении посматривая поочередно то на меня, то на Гидеона.
– Я предложил Анне-Кейт купить Дом на холме.
Чуть не упав от неожиданности, Джина скрестила руки на груди.
– Это еще что за новости?
