Брызги водопада разлетались и оседали на моих ногах.
– А как тебе удалось простить жену?
Кэм поднял камешек и швырнул в озеро. Тот задорно запрыгал по воде.
– Умение прощать – не наука, а скорее искусство. Здесь не может быть точных рецептов. В сущности, я всегда желал счастья жене, а со мной она не была счастлива. Я достаточно сильно ее любил, чтобы отпустить.
Я опять оглянулась на Олли. Та не шевелилась.
– И ты не злился?
Кэм снова бросил камень и, усмехнувшись, признал:
– Было дело.
Я полюбовалась поблескивающими на дне прозрачного, неглубокого озера камешками.
– Как ты пережил расставание?
– У меня был выбор: либо зациклиться на том, что случилось, и посвятить жизнь страданиям и сожалениям, либо извлечь из произошедшего ценный, хотя и болезненный урок и жить дальше. И, возможно, найти и полюбить кого-то, кто ответит мне взаимностью. Разумеется, я предпочел второй вариант. Стал фотографом, перебрался в Уиклоу, и вот я здесь…
И вот он здесь.
– Ты ее все еще любишь? – Я запретила себе задаваться вопросом, почему мне так тяжело об этом спрашивать.
– Нет. Когда выясняется, что твоя жена сбежала с телевизионщиком, любовь удивительно быстро проходит.
– Мне очень жаль.
– Не стоит жалеть. Ведь иначе я бы так и не приехал в Уиклоу… – Он посмотрел на меня и улыбнулся. – И мы бы не встретились.
Я улыбнулась в ответ.
– И почему мне вдруг захотелось отправить твоей бывшей записку с благодарностями?
Кэм расхохотался.
Внезапно за спиной раздался лай Ривера и звонкий голосок Олли:
– Пливет-пливет!
Я обернулась, но было поздно: прошмыгнув мимо меня, дочка с восторженным взвизгом прыгнула в озеро. Я ринулась вперед, чтобы поймать ее, и упала в воду, сильно стукнувшись коленями о каменистое дно. Тучи брызг ударили в лицо. Дочка выскользнула из моих рук. Нет!!! Я вслепую отчаянно забарахталась, пытаясь нашарить Олли.
Неожиданно широкие ладони сомкнулись на моих запястьях, заставляя остановиться. Сквозь пелену затуманившего разум ужаса до меня донесся смех Кэма.
– Успокойся, Натали. С Олли все в порядке.
Слава богу… Слава богу! Стараясь унять бешено колотящееся сердце, я села на камни, по грудь в воде. Протерла глаза и сразу поняла, что так развеселило Кэма.
Олли дрейфовала на спине рядом со мной, втягивая щеки и выпячивая губы.
– Лыбка!
Мокрые волосики ореолом колыхались вокруг головы.
Кэм помог мне подняться.
– Не знал, что Олли умеет плавать.
Восстановив равновесие, я выхватила дочку из воды и крепко-крепко прижала к груди. Больше никогда ее не отпущу!
– Лыбка! – Олли извивалась, вырываясь из моих объятий. – Пусти!
Она еще не накупалась. Я подумала о маме. О том, как та показала: нельзя все время чего-то бояться. Это не жизнь.
Судьба ставила меня перед выбором, и я вдруг отчетливо осознала, что правильно будет позволить Олли жить, а не просто существовать. Иначе своими тревогами и чрезмерной заботой я перекрою дочери кислород, совсем как мама. Из-за меня Олли утонет, даже не приближаясь к воде.
Обуздав терзавшие меня страхи, я медленно опустила дочку обратно в озеро. Та нырнула с головой, и мое сердце оборвалось, но тут Олли перевернулась на спину и, раскинув ручки, радостно засмеялась.
– Плавать она не умеет. – Я улыбалась так широко, что заболели скулы. – Но, похоже, держится на воде прекрасно.
Все благодаря тому, что мама настояла на занятиях в бассейне.
Мама была права. Целиком и полностью права.
И не только насчет плавания.
25
– Пливет-пливет!
Журналист помахал малышке рукой.
– У вас очень милая дочурка.
Натали Уокер пальцами слегка расчесала дочкины волосы, заправила пряди за бирюзово-зеленую повязку.
– Спасибо. Я тоже так думаю.
– Надеюсь, вы поможете мне восстановить картину событий. Когда начался такой ажиотаж? – Он указал на «палаточный лагерь» во дворике кафе. – Почему все вдруг стали носиться с черными дроздами? По всему городу продают футболки с их изображением, мягкие игрушки…
Уголки губ Натали слегка приподнялись.
– Все благодаря Анне-Кейт. Это она подарила нам черных дроздов.
Журналист взглянул на смеющуюся девушку, которая в кухне укладывала на блюдо кусок пирога.
– Она ведь приехала в Уиклоу только полтора месяца назад? Почему ее так долго не было? Разве кафе – не семейный бизнес Кэллоу?
Натали обняла дочку.
– Спросите лучше у нее. Но я полагаю, что она вернулась по зову крови. По-моему, все девушки из Уиклоу рано или поздно возвращаются к родным пенатам и к своим матерям.
– Мне говорили, ее мать умерла…
Натали посмотрела ему в глаза.
– Если вы считаете, что это имеет хоть какое-то значение, то вы просто слепой.
Анна-Кейт
Ранним утром на террасу поднялся Гидеон, одетый в спортивные шорты и влагоотводящую футболку для велосипедной прогулки.
– Ну, привет, незнакомец, – поздоровалась я, открывая проволочную дверь.
Гидеон вошел и виновато улыбнулся.
– Я должен попросить прощения.
– За что?
– За то, что давно не заходил.
– Не извиняйся. Уверена, у тебя были на то веские причины.
– Да, но…
Резкий, требовательный стук не дал ему договорить.
Обернувшись, я увидела через окно мистера Лейзенби.
– Он сегодня рано, – прокомментировал Гидеон.
Старик продолжал неистово барабанить в дверь. Вспомнились мои первые дни в Уиклоу, когда он, отчаянно желая получить весточку от любимой супруги, будил меня ни свет ни заря, чтобы узнать, будет ли в кафе продаваться пирог «Черный дрозд».
Пройдя через кухню и обеденный зал, я впустила гостя.
– Мистер Лейзенби, все в порядке? – спросила я и тут же по его встревоженному виду поняла, что нет.
– Мисс Анна-Кейт, простите, что беспокою спозаранку, но мне очень нужна ваша помощь.
– Пирог?
Он помотал головой.
– Нет, лекарственный чай. Помните, вы предлагали мне настой от кашля? Он у вас еще остался? Пебблз совсем плохо, а врачи говорят, что ничего делать не надо, организм сам справится с болезнью. У нее не получается заснуть из-за сухого кашля. А если не спишь, так и не выздоровеешь. Вы же ей поможете, правда?
