Семья…
Я сжала его руку и сморгнула слезы.
– Согласна, док. Согласна.
Натали
– Ну-ка стойте, юная леди. – Мамин ледяной голос заставил меня застыть на пороге.
Я опустила Олли на пол и обернулась.
– Мам, давай не сейчас.
– Нет, сейчас. Я понимаю, тебе больно, но срывать злость на Анне-Кейт – не выход.
– Значит, ты на ее стороне?
– Я ни на чьей стороне. Здесь не может быть сторон.
Сердце бешено колотилось.
– Она скрыла от нас, что папа болен!
– Не Анна-Кейт должна была об этом рассказать, а он сам. Если на кого и сердиться, то только на Джеймса.
– Как ты можешь так говорить! Папа при смерти!
– Это не снимает ответственности за его поступки. Он сделал свой выбор еще полгода назад. Анна-Кейт тут ни при чем.
Моя душа разрывалась.
– Почему он ничего не сказал?
Мама протянула ко мне руки, но я отшатнулась. Если она сейчас меня обнимет, я не выдержу, расплачусь и сойду с ума от горя.
– Анна-Кейт ни в чем не виновата. Никто не виноват. Ты не находишь, что в точности повторяешь мои ошибки, Натали? Ты обращаешься с Анной-Кейт так же, как когда-то я – с Иден Кэллоу. Сваливаешь на нее всю вину, чтобы тебе стало чуть легче. Но я знаю по опыту: это не выход. Тебе больно, потому что ты любишь папу. И единственный способ умерить боль – любить его и дальше. Даже когда его не станет.
Захотелось зажать уши и во все горло запеть «ля-ля-ля!». Надо выбраться отсюда. Кислорода не хватает. Я задыхаюсь. Тону.
– Мне пора, – выдавила я и, схватив дочку на руки, выбежала из дома.
– Пока! – закричала Олли.
Вместе с жарким ветерком до меня долетел мамин голос:
– Бежать бесполезно, Натали. Это еще никому не помогало. И не поможет.
Я ощупью добралась до летнего домика. Куда пойти? Где укрыться? Мне нужен воздух. Нужен простор…
Я уже поднималась на крыльцо, когда меня кто-то окликнул:
– Натали?
– Пливет-пливет! – немедленно отозвалась Олли.
– Привет, солнышко!
Я сморгнула слезы, пытаясь собраться с мыслями.
– Кэм? Что ты тут делаешь?
– Услышал о болезни дока и решил тебя проведать. У тебя все хорошо?
Хорошо? Я сдержала истерический смех, боясь, что он перейдет в рыдания, и только шепнула, силясь унять дрожь в голосе:
– Нет.
Кэм взял меня за плечи.
– Я могу чем-то помочь? Чего тебе хочется?
Хочется… мира и спокойствия.
Я взглянула ему в глаза.
– Твое предложение отвезти нас с Олли к водопаду еще в силе?
– Конечно. Когда?
– Прямо сейчас.
Кэм нахмурился.
– Уверена?
– Абсолютно. Подожди секунду, я возьму кое-какие вещи.
Прежде чем он успел меня отговорить, я метнулась в дом, торопливо кинула в рюкзак небольшой перекус для дочки и ее одеяло, поскольку приближалось время дневного сна, и надела походные ботинки.
Через минуту я уже перекладывала детское сиденье Олли из своего хетчбэка в пикап Кэма, притворяясь, что не замечаю, как мама наблюдает за мной из окна. И старалась не подать вида, что ее слова ранили меня сильнее, чем наше горе.
24
Анна-Кейт
Нарезая мяту, я никак не могла сосредоточиться. Ее свежий аромат совершенно не успокаивал. Я переживала за дока, за Натали и за себя.
Размышляя над значимостью передачи и принятия наследия, я посмотрела через окно на шелковицы. Мгновенно вспыхнувшая в пальце боль вывела меня из задумчивости. Я выронила нож. Ну вот, порезалась.
Ранка кровоточила. Я поморщилась. Мне становится дурно от вида крови, и это еще одна причина, почему я недолюбливаю традиционную медицину.
Я оторвала кусок бумажного полотенца, намочила и прижала к порезу. Наверное, в таком состоянии лучше не работать с острыми кухонными принадлежностями, но мне необходимо сварить для дока снадобье, которое поможет ему заснуть. К сожалению, ингредиенты закончились, и пришлось сегодня заняться заготовкой нужных трав.
С подноса на столешнице на меня глядели веселые, задорные головки ромашек, словно уверяя, что все будет хорошо.
– Что-то сомневаюсь, – ответила я им вслух.
Я убрала бумажное полотенце и убедилась, что ранка неглубокая. Вымыла руки и испачканный в крови нож, нанесла мазь из календулы и забинтовала палец. Дорезала мяту и, положив ее к ромашкам, сунула поднос в дегидратор.
В этот момент послышались шаги. Я подняла глаза и увидела на террасе Саммер с картонной коробкой в руках вместо привычной корзины.
Проволочная дверь распахнулась, и Саммер вошла в кухню.
– Что стряпаете? Подождите, сама угадаю. – Она принюхалась. – Пахнет мятой и… яблоками?
– Это не яблоки, а ромашка, – пояснила я. – Ее аромат поначалу действительно напоминает яблочный.
– Опять готовите чай? – улыбнулась Саммер.
– Не смогла удержаться.
Рассмеявшись, она поставила коробку на стол.
– Мама всегда говорила, что, если у тебя есть дар, надо употреблять его во благо.
Давным-давно жила-была кельтская семья. Все женщины в ней обладали добротой, сочувствием и даром врачевания. Они знали о живительной силе Земли и использовали ее богатство, чтобы исцелять, утешать, успокаивать.
Дегидратор зажужжал, словно в знак согласия.
– Мудрая у тебя мама, – помедлив, отозвалась я. – Это чай для дока. Хочу сделать для него все, что в моих силах.
Глаза Саммер затуманились.
– Надеюсь, от чая ему будет полегче.
Какая же она все-таки милая и отзывчивая. Саммер искренне пытается простить Линденов (а точнее – Сили) за то, как они обращались с ее отцом, но обида пока не проходит.
«Нужно время», – напомнила я себе. Еще немного времени.
Мысли с Сили перекинулись на полицейский отчет. Я ведь так и не забрала у Линденов копию. Каждый раз меня что-то отвлекает.
– Вот, новую партию футболок принесла. – Саммер кивнула на коробку.
Я открыла ее и полюбовалась фирменным знаком кафе на ткани.
– Твой папа превзошел сам себя. Он успевает хоть немного поспать или печатание на одежде и обязанности арендодателя отнимают у него все время?
– Папа взял в помощники одного мастера: своего двоюродного брата, который раньше работал в Форт-Пейне. Вместе они придумали еще несколько дизайнов для футболок и уже отдают их на реализацию в магазины по всему городу.
