Это, должно быть, какой-то глюк на фоне алкогольного отравления и ничто иное, потому как Николину я однозначно «чувствовать» не могу, а за все годы дружбы с Марком я никогда не впитывал от него столь возвышенных чувств и больше чем уверен, что мой лучший друг — заядлый любитель менять девушек как перчатки — не способен испытывать к Ники стопроцентно идентичных эмоций, какие испытываю к ней я, особенно учитывая, что в недавнем разговоре с Эндрюзом я ничего подобного в нём не ощущал. Похоть — да. Идиотское волнение — тоже. Но никакой запредельной любви. Так что… это точно глюк. Точно-точно.
— Остин! Горит! — из сумбурных обрывков воспоминаний, что ввели меня в парализующий транс, меня вырывает тревожный возглас Ники и её сильный толчок, помогающий ей отодвинуть от себя моё застывшее тело и быстро ринуться к плите, чтобы выключить огонь, уже успевший превратить наш завтрак в кучку углей.
— Черт!.. — щедрый поток ругани вылетает из её рта, когда она поднимает крышку и тут же получает в нос едким клубом дыма. — Это была единственная еда, что я нашла в морозильнике! — продолжает сокрушаться она, да только мне вот лично абсолютно похер на подгоревший полуфабрикат. Сейчас есть тема и поважнее, которую она по-прежнему пытается избежать. И очень зря. Да и зачем? Почему самой во всём не признаться, когда уже и так знает, что мне обо всём известно?
Нейроны мозга взрываются от непонимания этой бессмыслицы, что в разы усугубляет мой лютый похмел, поэтому, если Николина сама не планирует ничего рассказывать, за неё это сделаю я.
— Вчера я ничего из ваших разговоров не слышал, но если вы и дальше собирались скрываться от меня, то могли хотя бы свалить в другую комнату и там устраивать свои любовные потирания, — мой голос рокочет негодованием, а Ники, бля*ь, лишь вновь начинает изумлённо хлопать глазами, вынуждая меня следующую фразу чуть ли не прорычать: — Я видел ваше страстное совокупление около универа. Так что отбрасывай уже этот спектакль! Я знаю, что вы с Марком вместе и зачем-то держите свои отношения в секрете от меня! — выдаю я и, клянусь, слышу её облегченный выдох. Синие глаза покидает паника, а уголки губ едва заметно приподнимаются в улыбке.
Это еще что за реакция такая!? Никакой вины, страха или сожаления? Только радость и облегчение? Что вообще с ней сегодня творится?! В уме не укладывается!
— Так, значит, ты просто видел наш поцелуй, — констатирует она потеплевшим на несколько тонов голосом.
— Просто видел? Да человек сто «просто видели», как вы вылизываете друг друга возле университетской кафедры.
— Да, согласна, место я выбрала максимально неподходящее, — потирая лоб, вздыхает Ники и плюхается задом на скрипящий табурет. — Видели все, кто только мог, — запрокидывает голову назад к оконному стеклу и вздыхает еще раз.
— И это всё? — вконец охреневая, я встаю перед ней в позу грозного родителя. — Это всё, что ты можешь сказать мне на свою ложь?
— Я не лгала тебе, Остин. Это ты просто в очередной раз неверные выводы сделал.
— Типа я в итоге еще и сам лох? — а нет… я ошибся… вконец охреневаю я сейчас.
— Нет, конечно, ты не лох. Просто увидел то, что не имеет той значимости, какую ты этому придал.
— А какую, по-твоему, другую значимость я мог этому придать, если сам своими глазами видел, как именно ты полезла к нему целоваться? Не Марк, а именно ты.
— И что? Этот факт, что ли, моментально делает из нас жениха и невесту? — иронизирует Ники, вопросительно приподнимая бровь.
— Ты меня просто поражаешь! — судорожно взлохмачиваю пятернёй волосы.
— Почему?
— Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты просто так поцеловала его?
— Да.
— Зачем ты продолжаешь отрицать очевидное?
— Так а что я отрицаю-то? Я сама поцеловала его — да. Вместе ли мы с Марком — нет. Что ты ещё от меня хочешь?
— Хочу, чтобы ты объяснила, что за хрень с тобой происходит? Зачем ты его поцеловала? Что было между вами? И почему ты врёшь мне сейчас? — вопросы летят, точно стрелы, пока я сверлю её лицо испытывающим прицелом.
— Со мной ничего не происходит, Остин. Тебе, видимо, с бодуна мерещится то, чего нет. А по поводу Марка — все просто и банально: мне захотелось поцеловать его, и я поцеловала, ничего больше, — беззаботно пожимает плечами она, пока в моей памяти что-то щелкает, намекая, будто я слышу от неё эти слова не в первый раз.
— Мы вчера говорили об этом? — задаю резонный вопрос, на которой ей требуется несколько секунд, чтобы ответить:
— Да.
— Тогда, может, ты вчера так же разъяснила, почему захотела поцеловать вроде как парня своей лучшей подруги? — честно, не хочу знать ответ, но должен хотя бы потому, что ощутимая тяжесть лапши на моих ушах почему-то никуда не исчезает.
— Да, — и её короткий ответ ни капли не помогает от нее избавиться.
— Мне что, в самом деле, нужно будет всю правду из тебя клещами вытягивать? — прибиваю руки к подоконнику по обе стороны от её головы, придавливая её гневным взглядом.
— Нечего вытягивать, я уже всё сказала.
— Не сказала, а соврала.
— Нет. Мы не вместе. Это был просто поцелуй.
— Без причины?
— Без.
— Без чувств?
— Из-за секундного желания.
— Ты бы так никогда не сделала.
— С чего ты решил?
— Я тебя знаю, — сам не понимаю, как между нашими лицами не остаётся и пяди, что заставляет меня злиться и пьянеть от её неповторимого запаха кожи, перебивающего даже плотный смрад гари.
— Возможно, не так уж хорошо ты меня знаешь, раз считаешь, что я не могу просто поцеловать понравившегося мне парня, — она прикусывает нижнюю губу, которую мне также хочется ей прикусить.
— Марк тебе никогда не нравился. Ты его годами на дух не переносила.
— Ты в этом так уверен?
— Да, я был бы в курсе, будь это иначе. А даже если и что-то изменилось, ты бы никогда не поступила так со своей подругой, поэтому прекрати уже выдумывать небылицы и говори правду: что у вас с Марком за дела, если не отношения?
— Во пристал! — закатывает глаза.
— Я не отвяжусь!
— Не отвяжешься?
— Пока не услышу всю правду!
— Правду?
— Да!
— Хочешь правду, значит? — с вызовом смотрит на меня.
— Да, бля*ь, хочу!
— Хорошо. Вот тебе правда! — она резко вскакивает со стула и мощно припечатывает свою ладонь к моей груди. Несмотря на жару, она прохладная, но для меня её прикосновение ощущается как удар тока двести двадцать вольт, что будто останавливает моё сердцебиение, когда Ники возбуждённо восклицает: — Нет у нас никаких дел с Марком, которые бы мы от тебя скрывали. И он тебя ни в чём не обманывал. Секрет есть только у меня — я на протяжение долгих лет тайно и безответно в него влюблена!
