— Мечтай, Харт! Я ни за что это не приму! — на выдохе бросаю я, соединяя наши взгляды в очередном искрящимся напряжением поединке. — Да и ты, что ли, действительно собираешься держать меня взаперти, как тюремщицу? Серьёзно? Даже для тебя это слишком, Адам. Ты этого не сделаешь!
— Ещё как сделаю. Можешь не сомневаться. И уверен, тюрьма в виде комфортной спальни пентхауса тебе придётся по вкусу гораздо больше, чем настоящая тюремная камера с другими опасными преступницами под боком.
— О чём ты?
— О том, что девушке, которая не может контролировать свою агрессию и преднамеренно пыталась убить своего отчима, не место на свободе.
— Что ты несёшь? Я не хотела его убивать, а просто защищала маму, — голос неконтролируемо превращается в хрип, а мелкая, леденящая дрожь вонзается иглами в разгорячённую кожу — мне никогда не забыть картину окровавленного тела Фила.
— Это ты говоришь, что не хотела убивать, а когда Филипп очнётся после сильнейшего сотрясения мозга, не без моей помощи он непременно подаст заявление о покушение на его жизнь, а после они вдвоём с твоей матерью подло оклевещут тебя в глазах присяжных. И учитывая все недавние, совершённые тобой поступки в виде нападения на ни в чём повинную девушку Эндрюза и кровавую драку с коллегой, которую ты чуть не задушила, судья в итоге вынесет приговор не в твою пользу, Джеймс. И проведёшь ты всю свою молодость за решёткой. Хочешь ли ты этого? Или всё-таки переосмыслишь своё поведение и станешь со мной милой и кроткой, чтобы попытаться убедить меня не доводить твои проступки до судебных разбирательств? — спрашивает он, даже не думая скрывать победоносную ухмылку, пока я не могу произнести и слога, чувствуя себя жалкой рыбёшкой, пойманной в сети и насильно вытащенной на берег, что теперь трепещется, ощущая дыхание смерти. — И так как я знаю твоё пренебрежительное отношение к себе, Джеймс, сразу же хочу сообщить о втором важном для тебя моменте, ради благополучия которого тебе нужно постараться меня не расстраивать и не бесить.
Ток крови приливает к вискам, а струны души в груди болезненно натягиваются. Мне не требуется ни времени, ни ясного сознания, чтобы вмиг понять, о каком «важном для меня моменте» идёт речь.
— Даже не смей с ним ничего делать! — от моего злобного выброса Харт стискивает зубы, подёргивая желваки на скулах. Резко прижимает меня к себе, хватает за волосы грубо, жёстко, будто наказывая и одновременно разворачивая душу в районе сердца, когда с налётом маниакальности проводит носом по моей щеке.
— С кем с ним… малышка? С Остином Ридом — вечным хозяином твоего сердца? — его горячий шёпот отдаётся пульсацией между бёдер и словно хворостиной крапивы по груди сечёт. — Или с Остином Ридом — новым руководителем главного инновационного проекта «Heart Corp», с котором мы будем ежедневно встречаться на работе в Нью-Йорке? Ты его имеешь в виду, да? — на лице Адама злость смешивается с самодовольной полуулыбкой, пока на моём, вероятнее всего, отражаются все оттенки изумления и ужаса. — Да, Лина, я был удивлён не меньше тебя, когда мой заместитель из главного штаба «Heart Crop» позвонил мне после собеседования с неким Остином Ридом, сообщив, что неожиданно появился тот, кто с помощью своей лично изобретённой компьютерной системы сможет довести наше новшество до идеала, тем самым в разы быстрее вернув компанию на прежний высокий уровень. Представляешь, какая крутая новость? Мир на самом деле до безумия тесен. И должен признать: твой «братец» по-настоящему хорош, даже сказал бы — гениален. И я всегда очень ценю профессионалов своего дела, а в сфере электронных и информационных технологий так особенно, поэтому мне совсем не хотелось бы искать способы подставить парня со столь выдающимся умом и рвением работать, чтобы выкинуть его из компании, при этом сохранив полные права на использование его системных разработок, на создание которых он явно потратил немало сил и времени. Думаю, и тебе ни в коем случае не хочется допустить столь вопиющей несправедливости, так ведь? — спрашивает дьявол всей моей жизни, пристально глядя мне прямо в глаза, испивая душу и вынуждая мгновенно почувствовать, как что-то щёлкает вокруг моей шеи, начиная сдавливать, перекрывая кислород. Нет, это не ладони Адама. Это невидимый ошейник, поводок от которого с этого момента будет в его руках.
— Да… Вижу, что ты поняла, к чему я веду. Всё-таки не совсем дура. Надеюсь, теперь у нас с тобой не будет никаких сложностей, Джеймс, и мы наконец можем приступать к делу, — довольно усмехается он, внезапно делая от меня пару шагов назад, отчего я едва не падаю на пол прямо к его ногам. Но я удерживаюсь. Не знаю, как, но я делаю это. Умру, но не доставлю ему дополнительной радости увидеть меня полностью повреждённой, слабой, поникшей, окончательно потерявшей надежду выбраться отсюда. Спастись от него. Избежать его плена.
— Ты прав: никаких сложностей больше не будет, Адам, — сглотнув жаркий ком в горле, произношу я, отдавая все силы, чтобы не отвести взгляд с его лица в сторону. — Но разве твоё божественное Я будет устраивать, если во время секса вместо тебя женщина будет представлять другого? — знаю, что сильно рискую, вновь провоцируя его, но ничего не могу с собой поделать. Хочу задеть его, разозлить, в очередной раз уткнуть носом в то, что не он — желанный мной мужчина, не он — возбуждает меня без всякой «силы», и не он — тот самый, ради которого я готова на всё.
И он никогда им не будет.
Но на сей раз моя провокация не вызывает никакой яростной бомбы, поражающей всё тело жаром и сверхъестественным оргазмом. Лицо Адама, наоборот, сковывается такой каменной, равнодушной маской, что если бы не его горящие созвездиями всех галактик глаза, я подумала бы, будто передо мной стоит статуя.
— Как считаешь, меня заботит, о чём думает диван, когда я на него сажусь… или, допустим, ручка, которую я чересчур сильно сжимаю? — от его безразличного тона меня пошатывает словно от порыва северного ветра, что не остужает тело, не понижает градус возбуждения, а только превращают сердце в ледяной комок, который Адам запросто без сожаления разбивает вновь. — Твоя способность отражать мою силу заставляет только хотеть тебя до сумасшествия и дико злиться на то, что твоим телом до меня попользовался другой. В остальном же ты для меня ничем не отличаешься от любой мебели в этой комнате, поэтому кого ты там представляешь в своей голове, мне абсолютно похер. Можешь думать, о ком пожелаешь, Лина. Я тебе разрешаю. Хотя заранее предсказываю, что сделать это у тебя никогда не получится, — некий злорадный полутон в уверенной интонации его голоса, с каким Адам произнёс последнюю фразу, многократно ускоряет ритм сердца, что словно падает куда-то к пяткам, оставляя в груди всепоглощающую пустоту, когда он одним лишь только взглядом красноречиво заявляет, что жаждет поскорее покончить с разговорами.
— Мой первый приказ ты уже слышала, Джеймс, причём дважды, но так как я всё ещё продолжаю ждать его исполнения, предполагаю, что для особо невнимательных мне нужно ещё раз напомнить о правилах нашего общения. Поэтому слушай сейчас, Лина, и вбивай тщательно информацию в свою очаровательную, белокурую головку. Больше повторять не стану. С этого момента я говорю — ты выполняешь. Ослушиваешься раз — Остин теряет работу вместе со всеми своими многолетними трудами. Ослушиваешься второй раз — мигом переберёшься из тёплой, удобной комнаты в тюремную камеру. Третьего раза, увы, не дано. Никаких поблажек, милосердия и изменения моих решений не будет. Так что отныне веди себя благоразумно. Я тебя предупредил, и теперь ваше с Ридом будущее исключительно в твоих руках. Тебе понятно?
