Со сдавленным, страдальческим стоном я разжимаю пальцы на его рубашке и, игнорируя нестерпимую боль между бёдер, делаю несколько быстрых шагов в другой угол комнаты в глупой надежде спастись от его магии, но всё тщетно — она уже полностью поглотила весь воздух в спальне и совсем скоро поглотит и меня, если я не найду способа выбраться отсюда или же сменить скверное настроение Адама.
— Ты поговоришь со мной? — вложив в голос всю имеющуюся громкость, несдержанно спрашиваю я и начинаю нервно ходить из стороны в сторону, задерживая дыхание, чтобы по возможности меньше наполнять себя витающем в пространстве огненным дурманом. Адам же, так и продолжая хранить гнетущее молчание, неспешно направляется к столу, на котором стоит полупустая бутылка виски, наполняет себе стакан до краёв и залпом его выпивает, словно это не крепкий алкогольный напиток, а обычный яблочный сок. Следом наливает ещё один, но на сей раз не спешит заливать янтарную жидкость в себя, а лениво смакует, поворачиваясь к окну и внимательно всматриваясь в огненную картинку, что своей игрой теней и красных бликов делает его черты лица по-настоящему дьявольскими: профиль напряжён, тёмные глаза сужены в зловещем прищуре, а скулы заострены настолько, что я могла бы порезаться, если бы прикоснулась.
— Что там случилось? — вновь подаю голос я, обхватывая себя за плечи, пытаясь унять неконтролируемую дрожь во всём теле.
Ответа нет.
— Адам, ты можешь рассказать, что произошло со всеми остальными девушками? Их тоже спасли? Они в безопасности?
Молчание.
— А этих уродов посадят? Эрик окажется в тюрьме?
Тишина.
— А что с тем… с тем, которого ты бил… он жив?
Ноль реакции.
— Ты же его не… не… Ты весь в крови… В его крови?..
Тотальный игнор.
— И ты пьёшь… Почему ты пьёшь? Ты его?.. Нет… Ты не мог, — к моему бессвязному лепету и жгучему желанию содрать с себя вульгарное платье и накинуться на Адама добавляется ещё и нервный озноб, вызванный устрашающими мыслями, что ежесекундно прорастают в меня всё глубже и глубже, пока я неотрывно наблюдаю за непонятным поведением Харта.
Словами не передать той каши острых ощущений, что бурлят сейчас во мне. Их становится чересчур много, они плавят органы, дробят кости и жалят всю изнанку кожи. Я чувствую, что мне просто больше не выдержать всего беспорядка внутри себя, поэтому мою плотину пробивает и я начинаю делать именно то, что Адам категорически не приемлет — кричать.
— Да ты можешь мне ответить?! Что с тобой такое, мать твою?! Язык проглотил?! Или уже нажрался в хлам?! Что не так?! Что такого произошло в ангаре, раз ты себя так ведёшь?! Скажи, ты убил его? Убил?! Поэтому ты такой?!
Ни один мускул на его лице не дёргается, пока я завожусь лишь сильнее. Адам так и смотрит непрерывно на огонь, словно это самое увлекательное, что он видел в своей жизни.
— Ты меня вообще слышишь?! Какого чёрта происходит?! Почему ты злишься?! Зачем меня привезли сюда, если ты даже разговаривать со мной не собираешься?! Да и вообще зачем ты меня спас?! Насколько я понимаю, контракта никакого не будет! Так ведь?! Ты сам это решил! Ты сам его нарушил! Так почему я здесь?! Что случилось?! Ответь мне, Адам! Ответь же!
Но он молчит, как могила, и только своей злостью повышает градус в комнате до опасной отметки, вмиг давая мне понять, что мне пора сваливать.
— Ладно! Не хочешь говорить — не надо! Мне плевать! Я просто хочу уйти отсюда! Мне нечем дышать! — громогласно проговариваю я и, собравшись с духом, порываюсь пробежать мимо его статной фигуры к выходу из спальни. Однако мне и шагу не удаётся ступить, как Харт наконец соизволяет повернуть ко мне голову, одним лишь этим жестом заставляя замолкнуть и прирасти ногами к полу.
Ну… я хотя бы обратила его внимание на себя. Уже неплохо. Да только радости от этого достижения я ни капли не испытываю.
Он смотрит на меня огнестрельным взглядом, напитывая новой порцией сумасшедшей похоти и невербально транслируя плачевный исход моей очередной попытки побега. Даже в окутывающем меня зное я чувствую, как по спине крадётся ледяной холодок, а ещё страшнее становится, когда Адам приближается ко мне, сокращая расстояние до метра. Запредельно близко. Опасно. Уничтожающе для моего сознания и тела, которое каждым вздыбленным волоском сейчас ощущает не только мистические, сексуальные флюиды, но и жалящую огненным смерчем ярость, исходящую от мужчины.
Под его пристальным взором, стягивающим всю меня невидимыми оковами, я инстинктивно пячусь назад, плотно прижимаясь спиной к стене. Больше говорить не рискую. Боюсь, если я начну, то вместо слов получится лишь простонать или закричать от переполняющих меня ощущений.
Кажется, Адаму даже касаться меня не нужно — я и так скоро кончу от одной лишь его близости. Этот дьявол сейчас во всех смыслах адски горяч, красив до невозможности и чертовски притягателен. Аромат его с примесью пряного запаха виски пьянит до трепета и восторга, а чарующая сила без труда сжигает все мои защитные щиты, словно тонкие листки бумаги.
Я содрогаюсь, чувствуя, как он внезапно проводит большим пальцем по моей нижней губе. В этом движении нет нежности, трепета и ласки, только агрессия и некая небрежность, но я всё равно прикусываю язык, чтобы не выпустить его навстречу прикосновениям Адама, и цепенею, перестаю дышать, глаза закрываю в надежде найти спасение в лице Остина, чтобы прекратить ощущать себя рядом с Хартом крошечной песчинкой, жаждущей прилипнуть к нему и никогда не отлипать, на которую в любой момент может обрушиться огромное цунами.
— Открыла глаза, — короткий вибрирующий приказ чуть ли не сшибает меня с ног. Его пальцы жёстко сдавливают мне щёки, а вместе с ними и мой сумасшедший пульс. Нет никаких шансов попытаться противостоять ему, окунувшись в свой внутренний мир, как я это сделала в ангаре, или ухватиться за защитную маску. Её опять нигде нет.
Адам слишком силён.
Сопротивления бесполезно.
Мне остаётся лишь подчиниться.
Я открываю глаза и тут же вижу своё перепуганное лицо в его безжалостных чёрных агатах, что без всяких слов и объяснений красноречиво раскрывают мне всю правду — Адам спас меня… но лишь для того, чтобы теперь наказать собственноручно.
Глава 24
Адам
За всю мою жизнь ни одна женщина не смела убегать от меня, огрызаться, кричать или пререкаться.
Она же это делает с первой же минуты нашего знакомства.
Ни одна женщина не владела способностью, не изъявляла желания столь упорно сопротивляться моему притяжению.
Она же отчаянно борется, даже сейчас, когда не имеет ни единого шанса одержать победу.
Ни одна женщина не вызывала во мне жизненной необходимости овладеть ею, подчинить себе, приручить, усмирить. Ни одна не восхищала и не бесила меня так, как делает это она. И никто, кроме неё, не зарождал во мне искреннее рвение решить все её проблемы, лишь бы только дать ей повод мне улыбнуться.
