И эта новая девушка поняла, что сердце королевы предназначено для того, чтобы разбиваться, и не один раз, а раз за разом. Она поняла, что это – ее судьба. Ее сердце будет надрываться от горя всякий раз, когда в стране случится неурожай и люди станут умирать с голоду. Когда придет чума. Когда война раскинет свой темный плащ над ее землями.
И эта боль, которая всякий раз будет разрывать ее сердце, есть не что иное, как один из странных подарков сестрицы Страха, так же как кровь, что превращается в рубины, или слезы, которые становятся жемчугом. Ибо из печали рождается сочувствие. Из горя – сострадание. Из гнева – решимость. А из потери – любовь.
Вот что заставляет нас подниматься, когда мы падаем. Пытаться снова и снова, когда мы терпим неудачу. Эмоции – самые драгоценные дары.
Однажды, давным-давно, поехала одна девушка в Темный Лес.
Ее путь начался от бабушкиного порога.
В лесу она повстречала злую ведьму.
А потом девушка вернулась. Но ее уже не вели, теперь она вела за собой других.
Ее одежда провоняла дымом от костра, на котором сожгли ведьму.
В корзинке лежали не пирожки, а голова волка.
А за ее спиной шла целая армия.
И ей не нужно зеркало, говорящее о том, что она и так всегда знала.
Она знала: у нее есть все для того, чтобы пройти через Темный Лес. То есть она сама.
Поняв это, девушка найдет дорогу домой.
Эпилог
– Я решил, что пора устроить пикник, – сказал Страх и широко улыбнулся.
– Пикник? – возмутился его родитель Смерть. – Ты для этого созвал нас сюда?
– Да. Правда, для начала неплохо бы проехаться верхом. Так мы нагуляем аппетит.
Война повернулась к Чуме:
– Похоже, наш братишка спятил.
– Проявите снисхождение ко мне как к младшему, – сказал Страх. – Я хочу кое-что вам показать.
– Вечер сегодня чудесный. К тому же я так редко вижу всех своих детей в одном месте, – задумчиво произнес его родитель. – Обычно они так заняты.
– Вот и хорошо! Садитесь, – пригласил Страх, распахивая дверцу черного лакированного экипажа, стоявшего у подножия крутой горы.
Узкая дорога петляла по ее склону к вершине.
Отец сел в экипаж первым. За ним – дочь, Чума. Льняная сорочка, единственная ее одежда, была в пятнах пота, коротко остриженные волосы ежиком стояли на голове, губы растрескались от жара. Тело покрывали гноящиеся язвы, пустулы и бубоны.
За ней полез ее брат, Голод. Худой почти до прозрачности, он терял на ходу волосы и ныл:
– Чумми, не капай везде, ты же не одна здесь сидеть будешь.
Красноглазая Боль влезла в экипаж следом, а за ней, поигрывая бронзовыми мускулами, вскочила Война. Рессоры экипажа прогнулись и застонали под ее весом. По лысой голове и лицу Войны змеились шрамы, старые и свежие. Ее руки оставляли кровавые отпечатки на дверце кареты, на сиденьях, на всем, к чему прикасались.
Последним в экипаж влез Страх. Он запер дверцу и постучал в переднюю стенку. Сидевший на козлах человек – больше похожий на труп в шляпе-котелке – щелкнул кнутом. Четыре вороных жеребца, чьи шкуры были начищены до зеркального блеска, сорвались с места и понеслись.
– А девчонка-то… София… я слышала, она тебя победила. Одолела тебя, – сказала Страху Война.
Страх изогнул бровь:
– Как будто тебе не случалось проигрывать сражений.
Война широко ухмыльнулась, отчего все шрамы на ее лице натянулись, а свежие лопнули и закровоточили.
– Я сама – одно сплошное сражение, братишка, – отозвалась она.
Всю дорогу отец и его отпрыски обменивались новостями. Войну радостно поздравляли с успехами в Нижних Землях, а Чума лишь застенчиво улыбнулась, когда речь зашла о новой эпидемии.
Примерно через час экипаж остановился, и вся семейка выбралась наружу. Они оказались на вершине, походившей на обломок зуба: с одного края торчали острые высокие скалы, зато с другого была ровная площадка. Пока кучер расстилал на площадке покрывало для пикника, Страх подвел своих сестер и брата к краю. Горный склон отвесно уходил вниз.
Страх сделал глубокий вдох и ударил себя кулаком в грудь:
– Мне здесь нравится. Воздух чистый. Соседи приятные. Вон, взгляните… – Он показал на струйку дыма, что поднималась между кронами деревьев. – В лесу живет старуха. А жилищем ей служит пряничный – в прямом, а не в переносном смысле – домик. – Потом он показал им городок – из-за леса виднелись церковная колокольня и шпиль ратуши. – А вон в том замечательном поселении обитает одна вдова. С дочерью. У малышки чудесный плащик с капюшончиком кроваво-красного цвета. И она просто обожает навещать свою бабушку. – Затем он повернулся в сторону моря и кивком указал на высоченную башню, которая серела на скалистом берегу. – В той башне живет девушка, совсем одна. Я вижу ее иногда по ночам, когда она сидит у окна и расчесывает длинную косу. Так что… я бы с удовольствием осел здесь. Пустил, так сказать, корни.
– А мы-то тут при чем? – спросил Голод.
– Я думаю, не начать ли здесь строить.
Их отец важно кивнул. И похлопал по плечу Страха.
– Правильно, мой мальчик! Упал – не залеживайся, вставай и снова в седло!
– Строить… – начала было Чума, но ее тут же одолел приступ кашля. Выхаркнув на землю комок кровавой слизи, она закончила: – Что именно?
Страх подбоченился и кивнул.
Затем улыбнулся и ответил:
– Замок. Большой, красивый, новехонький.
Благодарности
Эти парни, братья Гримм которые, они шуток никогда не шутили.
В их версии «Белоснежки», к примеру, королева велит егерю отвести Белоснежку в лес, вырезать сердце и принести ей, королеве, не только в доказательство смерти девушки, но и чтобы королева могла его съесть. Да-да, именно так: съесть.
Когда я читала эту сказку впервые – лет в девять, – вся эта история с сердцем показалась мне ужасно гадкой. Теперь, став немного старше, я нахожу ее гениальной. В самом деле, это потрясающая метафора того, что делает с нами страх: он пожирает наши сердца. Опустошает нас. Оставляет выпотрошенными.
Пока писала историю Софи, я обращала внимание на то, как часто мы верим тому, что говорят о нас другие. Мы слушаем златоглазых гадюк и блестящих скорпионов, позволяя их словам определять и нашу суть, и наши поступки. Обеими руками мы хватаем отравленное яблоко, которое протягивает королева, и вцепляемся зубами в самую сердцевину.
Софи научила меня тому, что змей и скорпионов можно раздавить, яблоко выплюнуть, а страху посмотреть прямо в лицо. Но для этого нужно научиться слушать свое сердце, каким бы разбитым и несчастным оно ни было.
