– А вот и есть, – вмешалась Гретта, ехидно прищурившись. – У таких, как ты, блох всегда полным-полно!
– Уилл! – крикнула бабуля. – Принеси еще какую-нибудь старую одежду!
Пару минут спустя Уилл вышел из дому, достав все, что велела принести бабушка. Часть вещей он протянул Софи, часть – Арно.
– Уилл, а ты добыл кролика? У нас будет ра… – начала Гретта и вдруг закашлялась, не закончив вопроса.
Уилл опустился перед сестрой на колени и стал растирать ей спину. Та отчаянно кашляла. Софи, которая уже пошла к ручью, остановилась и оглянулась. Гретта не могла вдохнуть. Ее лицо постепенно приобретало синюшный оттенок, худые ручонки вцепились в рубаху Уилла. Софи бросилась к ним, и ее сердце часто застучало, но тут девочка справилась с тем, что мешало ей дышать. Судорожно вдохнув, она обмякла на руках у брата. Тот поднял ее и понес в дом.
Бабуля, опустив руки, беспомощно смотрела им вслед. Софи сделала пару нерешительных шагов по направлению к дому, но, поняв, что там в ней не нуждаются, остановилась. Да и чем она могла помочь? Она пошла к ручью. Пройдя вниз по течению, она увидела, что кто-то перегородил поток большими камнями: получилась запруда, достаточно глубокая для человека. У самой воды росло одинокое дерево. Софи повесила на его ветки полотенце и чистую одежду, чтобы не забрызгать их во время купания, бросила на берег свои грязные тряпки и, взяв кусок мыла, шагнула в воду. За ней последовала Зара.
От ледяной воды захватывало дух, но было все же приятно. Особенно когда она окунулась в ручей с головой и вода, охладив вспухшую губу, уняла неотвязную боль. Жаль, что нельзя так легко прогнать боль от предательства Хаакона. Она верила ему. Верила в него. В его любовь. И даже сама его полюбила. По крайней мере, так ей казалось. Она представила себе радость мачехи, когда Хаакон сообщит ей, что насовсем избавился от нее. Аделаида улыбнется и скажет, что девчонка была безнадежной дурой, мягкосердечной тряпкой, кто угодно мог обвести ее вокруг пальца.
Стыд вонзил в Софи тонкие ледяные пальцы, гирями повис на ногах, так что ей показалось, будто он вот-вот утянет ее на дно и утопит. Она даже подумала: а может, так лучше? Какой от нее прок? Никакого – ни себе ни людям.
Но тут ей в голову пришла совсем другая мысль: она спаслась, выжила, и ни королева, ни Хаакон пока не знают об этом. Конечно, отчасти ей повезло – если бы не Арно, им с Уиллом ни за что бы не выбраться из склепа, – но она и сама приложила руку к своему спасению: во-первых, поверила по-настоящему хорошему человеку, Уиллу, а во-вторых, это ведь она, а не кто-то другой бежала, пряталась и боролась за свою жизнь.
И пусть Аделаида и Хаакон думают и говорят, что хотят. Она не безнадежна. Она избежала смерти. Она выжила. А они ничего не знают об этом.
Ободренная этим открытием, Софи стряхнула с себя ледяные пальцы страха, шумно вынырнула и громко перевела дух, а потом шепнула сама себе:
– Посмотрим еще, кто из нас глупый.
И принялась за мытье. В последний раз Софи принимала ванну еще в Лощине, и только теперь поняла, как сильно испачкалась. Вооружившись куском мыла, она хорошенько намылилась с головы до ног, потом взбила густую пену в волосах. Закончив с мытьем, она потянулась за грязной одеждой, стащила ее с берега в воду и стала стирать. И так разошлась, что под конец помыла даже Зару. Собака терпела, но как только хозяйка отпустила ее, выскочила на берег и встряхнулась. Софи вышла за ней, обсушилась и оделась. Купание, прикосновение чистой одежды к вымытому телу – от всего этого она почувствовала себя так, словно родилась заново.
Вернувшись к дому, она развесила мокрые вещи во дворе, на веревке. Из окна тянуло запахами готовки. Кто-то жарил лук на сливочном масле. И резал тимьян. В животе отчаянно заурчало. Во дворе никого не было, дверь дома стояла открытой, и Софи, набравшись смелости, шагнула внутрь. Зара разлеглась у порога, чтобы посушиться на солнышке.
У большой черной плиты, спиной к двери, стоял Уилл и следил за тем, как подрумяниваются кусочки крольчатины в большом железном котле. Волосы у него были мокрые. Он тоже переоделся в чистое.
– Как Гретта? Она…
– Легла, – коротко ответил он.
– Ей…
– С ней все в порядке.
– У твоих родителей красивый дом.
– Не у родителей; дом бабушкин.
– А-а. То есть твои родители живут с ней? Где они?
– Умерли.
– Я… прости. От чего они умерли?
– От смерти.
– Ну да. Конечно. Знаешь что? Кролик так вкусно пахнет, – со вздохом произнесла Софи и оставила попытки завязать разговор. Проведя с Уиллом в лесу много дней, она твердо усвоила одно: он говорит, только когда хочет.
Уилл протянул руку за кувшином и плеснул эля в горячую кастрюлю с мясом. Эль громко зашипел. В остальном на кухне было тихо. Не зная, чем себя занять, Софи прислонилась к буфету и стала наблюдать за Уиллом.
Он раскраснелся, стоя у плиты. Софи обратила внимание на прядку волос, которая упала на щеку и изогнулась в виде вопросительного знака. Его движения были скупыми и точными. «Как у всех охотников», – подумала девушка. На нем были старые заплатанные штаны, льняная рубаха, а поверх – старый бабушкин фартук. Ей почему-то нравилось, как ловко сидит на нем этот фартук, подчеркивая узкие бедра, как свисают сзади длинные завязки.
«А кстати, у него красивый зад», – подумала вдруг она и даже наклонила голову, чтобы разглядеть его получше. Сердце тут же замурлыкало, словно кошка.
Софи отпрянула, точно получила пощечину.
Уилл повернул голову, приподнял бровь:
– Часы?
Девушка просияла:
– Часы.
– Может, накроешь пока на стол?
– Конечно! – обрадовалась Софи. – Конечно накрою. Это я могу.
«Что со мной?» – думала она тревожно. Механическое сердце становилось все более ненадежным, вело себя, как хотело, совсем не считаясь с ее истинными чувствами. Какое ей дело до Уилла и его зада? Может быть, это, как и недавний приступ, признаки того, что пружина слабеет быстрее, чем предсказали братья?
Эта мысль сильно обеспокоила Софи, но додумать ее до конца она не успела. Уилл показал на буфет, Софи открыла его, нашла чистую скатерть и накрыла ею круглый деревянный стол. Затем, разложив на столе салфетки и приборы, решила, что не хватает цветов. Она взяла из ящика ножницы, вышла в садик и срезала там несколько цветков. Вернулась, нашла подходящую вазочку и поставила букет на стол.
Бабуля – она была у Гретты, заваривала ей питье из трав, которые принес Уилл, – теперь спустилась и тоже занималась столом: резала хлеб и накладывала в масленку масло.
– Тяжко вам пришлось в Граузельдорфе, – сказала она коротко. – Уилл мне все рассказал. И про остальное тоже.
– Да, нам было нелегко, – ответила Софи, чувствуя себя неловко под неодобрительным взглядом старухи. – Спасибо Арно, что вытащил нас из склепа.
