Приглядевшись, она различила в полумраке других людей, молодых и постарше. Они сидели на бревнах вокруг костра. Их темно-синие мундиры, линялые и вытертые, были аккуратно вычищены и заштопаны. И каждый был ранен, болен или изувечен. У одного висела на перевязи рука. Другой – парнишка лет пятнадцати-шестнадцати, с барабаном у ног – потерял оба глаза. Мужчина постарше, худой как смерть, непрерывно дрожал, словно от холода. Поодаль от огня стояло самодельное деревянное кресло с удлиненным сиденьем. У человека в кресле не было ног, сиденье поддерживало обрубки.
Уилл, который всегда ходил по лесу с луком наготове, незаметно опустил руку в колчан.
– Не рискуй, парень, – предупредил его человек с ножом. – Поверь, мой нож достанет тебя раньше, чем твоя стрела – меня.
Пальцы Уилла разжались, стрела упала в колчан. Рука поднялась в воздух.
– Мы просто шли мимо, – сказал он. – Нам не нужны неприятности.
– Вот и хорошо. Не делай другим пакостей, и тебе их не сделают, – сказал человек с ножом и ткнул им в сторону лесной опушки. – А теперь проваливайте!
Уилл кивнул. Он и Софи опустили руки. Уилл схватил девушку за рукав куртки и потянул. Но та все равно шла, едва переставляя ноги, и даже пару раз споткнулась, заглядевшись на людей в лагере.
«Мундиры… палатки… порядок в лагере, – думала она. – Но почему они здесь?»
Такие лагеря и людей в таких мундирах она уже видела раньше, когда во время учений объезжала войска вместе с мачехой. Вдруг ее взгляд упал на человека, который дрожал у костра: он был худым как смерть, и бледным, как пепел. Она освободилась от хватки Уилла.
– Куда ты, Софи? Нам велели идти.
– Тот человек у огня… он болен. Надо ему помочь.
Уилл недобро усмехнулся:
– Делай как знаешь. А я ухожу. Не хочу иметь с ними ничего общего.
Софи оглянулась на него, пораженная неожиданной страстью в его голосе.
– Почему ты так говоришь? – спросила она.
– На них королевские мундиры. А я презираю королеву. И принцессу. И так называемую знать. И всех воров и убийц, которые служат в богом проклятой армии Грюнланда, я тоже презираю.
Софи будто хлестнули по лицу. Оказывается, Уилл, добрый, спокойный Уилл, ненавидит ее настоящую, а она даже не знает за что.
Но Уилл даже не заметил ее смятения: он тоже смотрел на солдат.
– Будь у тебя все в порядке с головой, ты бы тоже поспешила уйти, – добавил он. – Пока они не передумали.
И тут бледный человек у костра зашелся в приступе кашля. У Софи заныло сердце при виде того, как он согнулся пополам, силясь вдохнуть, и не смог этого сделать. Бросив Уилла, девушка подошла к человеку с кинжалом, который, очевидно, был главным в лагере.
– Он болен, – сказала она ему, показывая на человека у костра.
– Точно. Красная лихорадка.
– А вы солдаты, – добавила Софи. – Из армии королевы.
Человек с кинжалом злобно уставился на нее:
– Мы не дезертиры, девочка, если ты об этом. Мы славно сражались, все до единого. И служили бы дальше, если бы нам позволили.
– Почему же вы здесь? – спросила Софи.
– А где нам еще быть? – ответил вопросом на вопрос человек в кресле. – Попрошайничать я не могу, делать больше ничего не умею. Война – вот мое ремесло. – Он посмотрел на свои ноги, вернее, на обрубки. – Но кому нужен безногий вояка?
Человек у костра тоже заговорил, но головы не поднял и даже не взглянул на Софи.
– Все мы увечные, вот нас и вышвырнули, как старую ветошь. Верно, Ганс?
Человек с кинжалом кивнул.
– Но ведь для ветеранов, потерявших здоровье в боях, есть госпиталь, – возразила Софи и добавила: – В Конигсбурге.
– Там теперь казармы. Нам сказали, что наше содержание влетает короне в копеечку, а значит, пора освобождать места для тех, кто еще может воевать, – объяснил Ганс.
– Это сказала королева? – ужаснулась, но почему-то совсем не удивилась Софи.
– Фельдмаршал. От ее имени.
Король Фредерик, отец Софи, был солдатом. Он и погиб в бою, сражаясь против короля Хинтерландии. Госпиталь для солдат назвали его именем. Король считал, что все ветераны – герои, достойные самых высоких почестей, которые только может дать им страна. И никогда не позволил бы, чтобы с этими людьми обошлись так плохо.
«И дочь короля тоже не позволит», – сказала себе Софи.
Ее сердце, которое помалкивало все утро, вдруг загремело, точно молот застучал по наковальне. Солдаты с тревогой глядели то на нее, то на Уилла.
– Это часы, – сказал им Уилл.
Такое объяснение озадачило Ганса еще больше, но Софи этого даже не заметила. Она не видела ничего, кроме этих несчастных, и не чувствовала ничего, кроме горячей волны сострадания и жалости к ним. Все, чего они хотели, – быть солдатами и сражаться за свою родину и королеву. А их унизили, выбросили из дома, принадлежавшего им по праву, и, растоптав их гордость, вынудили скрываться от людей в Темном Лесу.
Сбросив с себя куртку, Софи накрыла ею плечи солдата, который дрожал от холода. От неожиданности тот вздрогнул и удивленно поглядел на теплую вещь, которая свалилась на него, точно с неба. Потом он встретил взгляд Софи:
– Я не могу принять это, молодая госпожа.
– Можешь.
Выхватив из рюкзака одеяло Вебера, Софи накинула его на изуродованные ноги человека в кресле. Пусть тепло хотя бы отчасти облегчит его страдания. Зара подошла к нему, ткнулась узкой мордой ему в ладонь, и он улыбнулся. А Софи уже сняла с себя теплую шапку и нежно опустила ее на голову мальчику, который потерял оба глаза. Волосы девушки, длинные и черные как ночь, упали ей на плечи.
– Черт меня побери! – прошептал потрясенный Ганс. – Принцесса! Да я же видел ее на парадах и учениях, еще совсем крошкой!
Софи посмотрела на него и смущенно отвела глаза. Зря она сняла шапку – опять не подумала о последствиях. Как тогда, в Дрогенбурге. Не надо, чтобы люди знали, кто она. Не надо, чтобы Уилл знал это. Но и тогда, и сейчас сердце не оставило ей выбора, менять что-нибудь было поздно.
– Я знал! Я не поверил королеве, когда она сказала, что принцесса умерла! Ни на минуту не поверил! – продолжал Ганс. – Так сразу и понял, что это ложь. – Он взглянул на Уилла и нахмурился. – Сними-ка шапку, приятель. Прояви уважение. Ты хоть знаешь, кто перед тобой?
Теперь удивился Уилл.
– Ну да. Девушка… Софи.
– Для кого-то, может, и Софи, а для таких, как ты, принцесса София, и никак иначе, – отрезал солдат, потом низко поклонился и поцеловал Софи руку.
Уилл вытаращил глаза и отшатнулся. Но не из почтительного страха, как остальные.
– Вы, должно быть, в бегах? – спросил Ганс.
