— А ты что, здесь живешь?
— Ага, под платформой, — продолжала хихикать
Курочкина.
— Ну, в смысле, около Фарфоровской? — уточнил
Генка.
Рита не успела ответить. К ним подошел мужчина
в черном костюме и с букетом белых гвоздик.
— Вы не подскажете, как пройти на собачье
кладбище? — спросил он.
Курочкина принялась объяснять:
— Вначале идите прямо, потом сверните налево,
затем направо...
— А долго идти?
— Минут десять.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Мужчина с гвоздиками ушел.
— Что еще за собачье кладбище? —
поинтересовался Самокатов.
— А ты разве не знаешь, что у нас в Питере
есть собачье кладбище?..
— Нет. Там что, собак хоронят?
— И собак, и кошек, — ответила Курочкина. — Короче,
домашних животных... — И, помолчав, прибавила: — Я своего Крыжовника тоже на
этом кладбище похоронила.
— Какого Крыжовника?
— У меня был кот по имени Крыжовник. — Рита
вздохнула.
Мимо платформы с грохотом пронесся скорый «Петербург
— Москва». Когда он умчался, Курочкина легонько дотронулась кончиками пальцев
до Генкиной руки.
— Ген, я хочу тебе сказать одну вещь... — Она
замялась. — Даже не знаю, говорить или нет.
— Конечно, говори.
Девочка печально улыбнулась.
— Боюсь, у тебя от моих слов уши завянут.
— Не завянут.
— Ну хорошо. Дело в том, что я... — Рита не
закончила фразу.
— Что — «ты»?
— Да нет, ничего.
— Ты же хотела сказать.
— Я передумала.
— Тогда бы и не начинала, — насупился Генка.
— Ну не сердись, Генчик. Я могу, конечно,
сказать, но предупреждаю заранее — тебе будет неприятно.
«У нее есть другой пацан!» - понял Самокатов.
И тут же выпалил это вслух:
— У тебя есть другой парень, да?!
Курочкина взъерошила Генкины волосы.
— Никого у меня нет, дурачок. Я люблю только
тебя.
Генка растерялся.
— Любишь? — смущенно повторил он.
Рита кивнула.
— Люблю. Надеюсь, ты не против?
— Да.
— Что «да»?
— Ну то есть — нет. — Самокатов покраснел, как
помидор. — Не против.
Курочкина встала со скамейки.
— Пойдем, я тебе покажу, что я написала.
Они подошли к кассе. На стене было написано:
Рита + Гена = love
«Самое время для поцелуя», — решил Генка и
потянулся губами к Ритиной щеке. Девочка отстранилась.
— Не надо, Гена, — сказала она.
— Почему?
— Потому что мы должны расстаться, — трагическим
голосом сообщила Курочкина. — Навсегда.
— Как это — расстаться? — обалдел Самокатов.
— Сейчас поезд пройдет, и я тебе объясню...
Мимо них катил товарный состав. Длинный-предлинный.
Генка весь измаялся, пока все вагоны не прошли.
Наконец товарняк укатил, и Рита начала
объяснять:
— Понимаешь, Гена, раньше я была очень веселой
девчонкой...
— Да ты и теперь...
— Не перебивай, пожалуйста. Я любила прикалываться,
обожала дискотеки, ролики... Но однажды я попала в больницу с приступом аппендицита.
И там случилась ужасная вещь... — Рита замолчала, теребя пуговицу на блузке.
Прошла минута. Девочка все так же молча
теребила пуговку.
— Ну? — не выдержал Самокатов.
Курочкина глубоко вздохнула, как перед прыжком
в холодную воду, и сказала:
— В общем, хирург, который делал мне операцию,
внезапно сошел с ума. И вместо аппендикса вырезал у меня сердце... — Рита опять
умолкла.
— Это что, прикол? — усмехнулся Генка.
Девочка покачала головой.
— К сожалению, нет. Он действительно вырезал
мне сердце. Послушай, если не веришь.
Самокатов послушал. В груди у Курочкиной было
тихо.
— Заодно можешь и пульс пощупать. — Рита протянула
руку. — Его у меня тоже нет.
Генка пощупал. Пульса не было.
— И зрачки у меня на свет не реагируют. —
Широко раскрыв глаза, девочка посмотрела на солнце. — Видишь?..
— Я что-то не врублюсь, — сказал сбитый с
толку Самокатов. — Это фокус, да?..
— Нет, Геночка, не фокус. В больнице, где мне
делали операцию, проводились эксперименты по оживлению мертвецов. Вот меня и
оживили. Но вскоре выяснилось, что я все равно осталась мертвецом. Живым
мертвецом. Для того чтобы стать по-настоящему живой, мне необходимо сердце.
Твое сердце, Гена.
— Мое?! — ошарашенно произнес Самокатов.
— Да, твое, — подтвердила Курочкина и сделала
шаг вперед.
Генка невольно попятился.
— Ты чего, Рит? — пробормотал он.
Курочкина сделала еще один шаг вперед. А
Самокатов, соответственно, шаг назад.
А тем временем со стороны Питера приближался
очередной товарный состав. Тудух-тудух... — слышался стук колес.
Рита продолжала наступать на Генку, улыбаясь
при этом какой-то странной застывшей улыбкой.
— Рит, ты чего?.. — снова пробормотал
Самокатов, отступая к краю платформы.
И тут вдруг Ритино лицо мгновенно покрылось
плесенью.
— Отдай свое сердце! — завизжала она и со всей
силы толкнула Генку в грудь.
— А-а-а-а-а-а... — закричал Самокатов и
полетел с платформы на рельсы. Прямо под колеса товарняка.
Глава IV. ШУТОЧКИ ПОДСОЗНАНИЯ
— А-а-а-а-а-а... — продолжал вопить Генка,
лежа в постели. Он проснулся от собственного крика. Сердце колотилось. Мысли
путались. Где он?! Что с ним?.. Самокатов лихорадочно озирался. Знакомая вроде
бы комната... На стенах — постеры рок-звезд и знаменитых спортсменов... Ой, да
это же его квартира! Но ведь он только что упал с платформы, и на него,
пронзительно гудя, надвигался электровоз... Значит, это был всего лишь сон...
Сон?.. Но почему же тогда болит голова, будто он и вправду стукнулся головой о
рельсы?..
Генка нащупал на затылке здоровенную шишку. Он
тотчас вспомнил о царапинах на шее, появившихся у него после вчерашнего сна. И
вот теперь — шишка... В голову полезли разные мысли. В основном неприятные. А
вдруг это вовсе не сны, а глюки, во время которых он в беспамятстве царапает
себя ногтями и бьется головой о стенку? Самокатов даже вспотел от такого
предположения. Да нет же! Никакие это не глюки!.. На самом деле все очень
просто: как только родители уехали, он набрал в видеопрокате кучу кассет с
«ужастиками»; и вот досмотрелся до того, что ему начали кошмары сниться.
