Наступил ответственный момент. Любка даже жвачку
по такому случаю изо рта вынула, прилепив ее на время к зеркалу.
— Приступаю к магическому ритуалу изгнания
лявр... — торжественно произнесла Крутая, держа чашку с гоголем-моголем в
вытянутых руках. И начала нараспев говорить заклинание:
Э-э-ники бэ-э-ники
Ели варе-е-ники...
— Это ж считалка, — вспомнил Горохов свое
детсадовское прошлое.
— Все считалки на самом деле — магические
заклинания, — пояснила Любка. — Но об этом мало кто знает... — Она протянула
чашку Генке. — Пей.
— Всю? — с отчаянием спросил Самокатов.
— До самой последней капельки, — безжалостно
отрезала Крутая.
Генка зажмурил глаза и... выпил всю бурду до
капельки.
— Ну как? — поинтересовался Макс.
— Не кока-кола, конечно, — храбрясь, ответил
Генка, с трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту. — Но пить можно.
— Ох, я и дура! — Любка огрела себя кулаком по
лбу. — Это же не то!
Самокатов забеспокоился.
— Что — не то?
— Да все — не то! И снадобье, и заклинание...
Ну я идиотка, — вновь обругала себя Крутая.
Генка растерянно заморгал.
— Выходит, я зря пил эту гадость?!
— Извини, Самокатов, — виновато улыбнулась Любка.
— Перепутала. Это средство от домовых, а не от лявр.
— Ни фига себе, — расстроился Генка. — Как же
ты могла перепутать?
Крутая пожата плечами.
— Сама не пойму.
— Бывает, — сказал Горохов. — Вон моему
соседу, дяде Грише, когда перед операцией наркоз давали — баллоны перепутали.
Вместо кислорода дали углекислый газ.
— И что теперь? — спросил Самокатов.
— Теперь он на кладбище.
— Да я не про дядю Гришу, — отмахнулся Генка.
— Я про себя.
— Надо другое снадобье готовить, — сказала
Любка. — Против лявр.
Самокатов насторожился.
— А из чего?
— Манка у тебя есть?
— Есть.
— Нужно манную кашу сварить.
У Генки отлегло от сердца. Манная каша — это
не тухлое яйцо.
— И еще нужен обувной крем, — добавила Крутая.
— Желательно черный.
— Зачем?! — воскликнул бедный Самокатов.
— Его необходимо с кашей перемешать.
Генка в ответ лишь обреченно вздохнул.
Любка сварила манную кашу и выдавила в нее из
тюбика немного обувного крема. Все это тщательно перемешала, затем простерла
над тарелкой руки и произнесла заклинание; на сей раз не нараспев, а скороговоркой:
Кошка сдохла.
Хвост облез.
Кто промолвит,
тот и съест!
— Ешь, Геночка, — подвинула она тарелку
Самокатову. — Всего пару ложечек.
Генка, давясь, съел две ложки.
— Ну а теперь что?
— Финиш! — хлопнула в ладоши Крутая. — Спи
спокойно. Больше никакие лявры тебя мучить не будут.
...И вот снова наступила белая питерская ночь.
И Генка лег спать. Ворочаясь, он с беспокойством думал: а вдруг опять всякая
мерзость начнет сниться? Наконец Самокатов уснул. И...
И ему ничего не приснилось. Вообще ни-че-го.
Он проспал всю ночь без сновидений. «Неужели получилось?!» — проснувшись, с
радостью подумал Генка. Значит, теперь все кошмары позади? В прошлом!
В прекрасном настроении Самокатов принял душ
и, насвистывая веселенький мотивчик, отправился на кухню делать яичницу.
Поставил сковородку на плиту, бросил кусок сливочного масла, разбил пять яиц...
И вот когда яичница уже начала аппетитно шкварчать, в кухонную форточку
внезапно влетела... ворона. Так показалось Генке в первое мгновение. Но уже во
второе мгновение он с ужасом понял, что это никакая не ворона.
Это была Черная рука!
У Самокатова от страха волосы дыбом встали. А
у кого бы они не встали при виде столь кошмарного зрелища?..
— Отдай свое сердце! — завизжала Черная рука и
понеслась на Генку, намереваясь вцепиться ему в горло.
Самокатов успел отпрыгнуть в сторону, и Черная
рука с пронзительным воем пролетела мимо. Взмыв к потолку, она по новой
ринулась в атаку.
Казалось бы, Генкина душа должна была уйти в
пятки от страха, но вместо этого она вскипела от гнева. Да сколько же можно
бояться, в самом деле?! Ну нет! Хватит! Достали!.. Рассвирепев, Генка схватил с
плиты сковородку и раскаленным днищем врезал подлетевшей Черной руке по
пальцам (яичница при этом шмякнулась на пол).
— Ай-яй-яй... — завопила Черная рука, тряся
обожженными пальцами. — Что ж ты делаешь, гад?!
Самокатов, не теряя времени, еще раз звезданул
по Черной руке... и еще... и еще...
— Вот тебе, вот тебе, вот тебе... —
приговаривал он при каждом ударе.
Черная рука метнулась вон из кухни. Генка
кинулся следом... Короче, он стал гонять Черную руку по всей квартире.
Все смешалось в доме Самокатовых. Черная рука,
вопя и визжа, носилась как угорелая, сбивая по пути стулья с пола, люстры с
потолков, цветы с подоконников... А вслед за ней, тоже как угорелый, носился
Генка, размахивая сковородой.
Наконец Черная рука, изловчившись, открыла форточку
в одной из комнат и — фр-р-р! — вылетела на улицу. Две вороны, пролетавшие в
этот момент мимо окна, испуганно шарахнулись в разные стороны.
А Черная рука, погрозив Самокатову кулаком,
крикнула:
— Ну, погоди, шкет! Мы с тобой еще встретимся!
И, показав на прощание кукиш, унеслась в небесную синь.
Генка перевел дух и пошел осматривать поле
боя. Впечатление было такое, словно по квартире пронесся ураган. На кухонном
полу у плиты валялась яичница из пяти яиц, в ванной были разбросаны мочалки и полотенца,
в комнатах паркет был усеян осколками плафонов и цветочных горшков, а в
прихожей, на коврике, лежал телефонный аппарат... Самое интересное, что он
звонил.
Генка поднял трубку вместе с аппаратом.
— Слушаю.
— Здорово, Самокат, — раздался голос Макса. —
Ну, как делишки?
— Паршиво, — ответил Генка.
— Опять кошмары снились?
— Хуже. Кошмары были наяву.
— Это что-то новенькое.
— Да уж.
— Сейчас я к тебе приду.
— Давай.
Не успел Самокатов положить трубку, как опять
раздался звонок. На сей раз в дверь.
