Настасья Ивановна увидела, что седьмой по счету курган закрывается, и, схватив охапку пламени, она подбежала к нему и швырнула огонь прямо внутрь. На миг камни расступились, и она увидела Грани.
Грани сказал:
– Никогда не вступай с женщиной ни в споры, ни в игры. Ингибьёрг захотела увидеть меч Юхана, когда полюбила его, и это убило нас всех.
– Мне ли не знать, какой нрав у женщин! – сказала Настасья Ивановна.
– У меня нет для тебя другого совета, – отвечал Грани.
– И этот бесполезен, – крикнула Настасья Ивановна и отвернулась от него.
Брами сказал:
– Если ты дева, то рано или поздно найдешь себе мужа.
За это предсказание Настасья Ивановна забросала его комками грязи и бросилась бежать.
Барри сам вышел ей навстречу из кургана. Он поднялся темной тенью в ярком огне, протянул руку и схватил Настасью Ивановну черными ледяными пальцами. Она шагнула к нему и спрыгнула в курган вместе с мертвецом.
– Где мой отец? – кричала Настасья Ивановна. – Не ты ли?
– Разве ты не видишь, что не я? – отвечал Барри.
– Кто тебя убил? – спрашивала Настасья Ивановна. – Отомстить ли за тебя?
– За все заплачено, – сказал Барри. – Богата ли Ладога?
– Ладога богата, но мое сердце обнищало, – сказала Настасья Ивановна. Ей подумалось, что этот мертвец ее понимает. – Я хочу увидеть кровь на своем мече. Я хочу, чтобы нос корабля рассекал волны, чтобы люди бледнели при звуке моего голоса, чтобы имя мое наводило страх!
– Ты насытишься, если так будет? – спросил Барри.
– О да! – кивнула Настасья Ивановна.
– Вот для чего ты пришла к нашим курганам, – промолвил Барри. – Меч твоего отца – вот что тебе нужно. Но я не знаю, где твоя мать похоронила его. Она долго оставалась с нами и пела нам песни.
Настасья Ивановна выбралась из могилы, вся перепачканная землей и сажей. Она слышала, как Барри тихо напевает, и вдруг ее душу охватила лютая злоба. Никогда она не слышала, чтобы материнский голос пел ей колыбельную. Должно быть, всю свою нежность израсходовала Ингибьёрг на этих мертвецов, а дочери ничего не оставила.
В одиннадцатом кургане лежал Тинд, и едва Настасья Ивановна потревожила его, как он открыл глаза и начал проклинать ее. Голос его звучал пронзительно и тонко, и Настасья Ивановна вдруг поняла, что звучит этот голос лишь в ее голове: губы Тинда не двигались и грудь не поднималась. Но он был полон ненависти и готов был делиться ею.
– Хорошо! – крикнула ему Настасья Ивановна. – Ты повеселил меня, ведь в нас с тобой одна кровь.
И она подошла к двенадцатому кургану. Огонь при ее приближении опустился, земля расступилась, и Настасья Ивановна увидела своего отца Юхана.
Он казался моложе братьев, хотя и родился с ними в один день; его волосы не пожелтели от возраста, а глаза не выцвели и оставались такими же синими. Только золотистый загар сошел с его кожи, и теперь она была белее снега.
На нем была шелковая рубаха, рассеченная на груди, но искусно зашитая женской рукой. Волосы его были причесаны и убраны под золотой обруч. Слева от него лежал меч, подобный золотому лучу, и в этот-то меч впились глаза Настасьи Ивановны.
Ни слова не говоря, она потянулась к мечу, но отдернула руку: между нею и Юханом находилась незримая ледяная преграда. И сколько бы ни горел вокруг огонь, преграда эта не разрушалась и не таяла.
– Отец! – закричала Настасья Ивановна. – Впусти меня! Отдай мне свой меч!
– Никому не следует владеть этим мечом, – сказал Юхан.
– Как же я буду королем, если не буду непобедимой?
– Случается, и короли проигрывают поединки, – отвечал Юхан.
Настасья Ивановна кусала губы и сжимала кулаки; она вся дрожала от жадности, досады и злобы.
– Будь я мужчиной, это можно было бы пережить; но женщине никто не спустит поражения. Скажут: «Ты слаба, Настасья Ивановна, как ты смеешь называть себя королем?»
– Будь ты истинным королем, тебе не было бы дела до подобных глупых речей, – возразил Юхан. – Не касайся этого меча.
– И Всеволод, и ты – вы все владели им; отчего же мне это запрещено?
– Этот меч не принес добра ни Всеволоду, ни мне. Говорю тебе, отойди, дочь.
– Если я действительно дочь тебе, отдай мне то, что принадлежит мне.
– У тебя есть Ладога. Зачем тебе проклятый меч?
– Я уже сказала: чтобы быть настоящим королем. Впусти же меня, отец!
– Красивую дочь родила мне Ингибьёрг, – сказал Юхан. – Да только злую и сумасбродную.
Впервые в жизни кто-то назвал Настасью Ивановну красивой, и она разъярилась еще больше.
– Мертвецы всегда лгут! – сказала она. – Я уже поняла это.
И она изо всех сил ударила кулаком по ледяной преграде. Тысячи иголок вонзились ей в руку, раздался громкий звон, и лед разлетелся по сторонам. Ледышки фонтаном рухнули в огонь, пригасили пламя, зашипели на камнях, исчезая, – и Настасья Ивановна провалилась в могилу к своему отцу.
Она схватила меч, а Юхан поднял руку и коснулся ее волос.
– Ты красивая, милая дочь моя, – повторил он и закрыл глаза.
И сколько она ни толкала его, руками и сапогами, сколько ни кричала ему в уши, сколько ни трясла, ни дергала за волосы, – он больше не произнес ни слова. Тогда она сорвала с его головы золотой обруч и, с обручем и мечом, выбралась на волю.
Когда она шла к кораблю, то увидела большую змею, проползавшую по скале. Змея была яркой в сумеречном предрассветном свете и двигалась медленно, и Настасья Ивановна подумала, что эта змея недавно линяла. А потом она подняла меч и ударила по змее, рассекая ее надвое. И тотчас перед ней явился молодой воин, с темно-рыжими волосами и веснушчатым лицом; в его теле нашлось несколько капель крови, и они остудили меч, так что Настасья Ивановна смогла вложить его в ножны, а свой старый меч взяла в руку.
Старый дружинник, который видел все это, спросил:
– Почему ты убила его?
– Это мой дядя Фафнир, – отвечала Настасья Ивановна и надела на голову обруч, который забрала у своего отца. – Он давно мертв. Мне нужна была капля живой крови, иначе тебе бы несдобровать!
Корабли Настасьи Ивановны отошли от острова Сам-сей еще затемно и повернули к Норвегии.
* * *
В то лето слух о короле Настасье Ивановне облетел весь Север: она владела проклятым мечом Всеволода и густо засеяла мертвыми телами побережья Норвегии и Швеции.
Сама Настасья Ивановна была заметна издалека – высокая, с длинными волосами, с золотым обручем на шлеме и с мечом, похожим на солнечный луч, и воины задумывались, когда замечали ее стоящей на носу корабля из Ладоги.
