Турольд был весьма опечален потерей Валентины, и потому охотничьи рога трубили мрачно; и разъярен свыше меры злодеянием гадьи, и потому трубы звенели, как на бой; и полон решимости истребить как можно больше ирландских оленей, и оттого собаки лаяли яростно – да так, что две просто разорвались пополам, настолько широко распахивались их пасти.
Скоро Турольд вырвался вперед и остался один в глубокой чаще леса. Кругом вздымались темные деревья и клубились черные кусты; небо скрыла нависающая мокрая листва, а земля была покрыта толстым слоем листьев, и между лиственными слоями жили и умирали какие-то незримые крошечные твари, любая из которых могла оказаться ядовитой.
Внезапно впереди полыхнул свет. Турольд присмотрелся и увидел, что это горят рога чудесного оленя: был он, этот олень, белоснежным, а гордые рога его источали пламя. Он мчался через лес, озаряя все вокруг дивным светом. Турольду нестерпимо захотелось убить это чудесное животное, и он погнал за ним коня, не разбирая дороги.
Ветви хлестали его по лицу, колючки драли на нем одежду, но Турольд не отставал – и в конце концов конь вынес его на ту самую поляну, где Квинталин некогда выкопал большую яму.
Олень перескочил через яму и скрылся в чаще леса, а конь Турольда угодил прямо в ловушку и сломал себе шею и две ноги. Турольд же упал поверх коня и только поэтому не насадил свое тело на один из тех острейших кольев, которыми Грелант утыкал дно своей ямы-ловушки.
Турольд не на шутку рассердился. Он обежал яму кругом, потрогал колья, попытался выдернуть хотя бы один из них, но у него ничего не вышло. Тогда он уселся на своего мертвого коня, уронил лицо в ладони и глубоко задумался.
Потом прикрыл один глаз, как делала Артуса, но ничего вокруг не изменилось: конь был все так же мертв, а яма – все так же глубока.
Турольду надоело сидеть на дне ямы с одним зажмуренным глазом, поэтому он широко раскрыл его – и увидел, как по поляне бредет пребезобразный карлик и волочит тележку, такую грубую и грязную, что противно смотреть. Сверху на тележке лежала спящая женщина, крепко привязанная веревкой и укрытая льняным покрывалом.
Турольд изо всех сил всматривался в лицо спящей женщины. То ему чудилось, будто он различает черты Валентины, то внезапно он переставал ее узнавать.
– Эй ты! – закричал Турольд карлику. – Послушай! Я к тебе обращаюсь!
Карлик, однако, упрямо притворялся, будто никакого Турольда поблизости нет и из ямы вовсе не доносится человеческий голос; горд Грелант грузом своим.
– Помоги мне! – взывал Турольд. – Человечек! Карлик! Ты, уродец! Эй, малявка! Каменный клоп! Ворюга, оборванец, стой же!..
От всех этих слов Грелант так разозлился, что нарочно проехал с тележкой, на которой спала Валентина, несколько раз мимо ямы. Он даже глаз в сторону Турольда не скосил и шагу не убавил и не прибавил, медленно брел, а кривые колеса телеги скрипели, то поднимаясь, то опускаясь.
И в конце концов карлик удалился вместе с тележкой.
Турольд в отчаянии хлопнул себя по коленям.
– Что я за несчастный человек! – вскричал он. – Ведь это точно была Валентина… Ах, проклятое чудовище, зачем оно убило мою возлюбленную? И для чего карлик таскает ее тело по всему лесу?
Скоро над краем ямы показалось человеческое лицо. Это было довольно неожиданно, так что Турольд даже подскочил.
– Привет тебе, – сказал незнакомец. – Я Квинталин.
– Мое имя Турольд, сын Гарольда, короля Норвегии, – отвечал Турольд. – Помоги мне выбраться из этой ямы, и награда моя будет щедрой.
– Как бы твоей наградой не стал удар ножом, – отвечал Квинталин, покосившись на нож Турольда. – Знаю я таких, как ты: добры, покуда вам худо, а как только добьетесь своего – сразу забываете всех, кто вам помогал.
– Никто не скажет обо мне, будто я бываю добр, – возразил Турольд. – Однако не бываю и несправедлив или неблагодарен.
– Ха! – вскричал Квинталин. – Как же, поверю я!.. Ищи дурака.
И он хотел уйти, но Турольд взмолился:
– Скажи, видел ли ты в лесу безобразного карлика с телегой, на которой тот повсюду возит мертвую женщину?
– Что тебе за нужда в карлике и в мертвой женщине?
– Карлик мне вовсе не нужен, разве что я захочу убить его; но женщина эта – моя возлюбленная, королевская дочь Валентина.
– Зачем тебе мертвая возлюбленная? – удивился Квинталин.
– Сам не знаю, – ответил Турольд. – Для начала мне нужно выбраться из этой ямы.
– Ты угодил в нее по доброй воле, – сказал Квинталин. – Не собираюсь я тебе помогать – ведь я сам выкопал эту ловушку. И вижу теперь, что удалась она на славу.
– Так ты – друг этому карлику? – догадался Турольд и прикрыл глаз. Теперь, одним глазом, он ясно видел, что Квинталин пришел к яме полюбоваться на дело рук своих и что помощи от него не дождешься.
– Вместе мы похитили Валентину, – сказал Квинталин. – И погрузили ее в сон. Она принадлежит мне, а тебе лишь остается сидеть здесь и смотреть, как мы таскаем ее в телеге по лесу взад и вперед.
– Немного радости от обладания женщиной, если всё это обладание сводится к тому, что вы таскаете ее, спящую, в телеге, – сказал Турольд.
– Мудрёно выражаешься, – заметил Квинталин.
– Это оттого, что меня научили читать и писать. Ты уверен, что не хочешь помочь мне выбраться из ямы?
– Еще бы! – сказал Квинталин. – К тому же я сильно опечален: кто-то убил мою мать, гадью, жившую в потоке вод под мельницей.
– Так это ты подарил ей диадему, принадлежавшую Валентине? – спросил Турольд.
– Так это ты убил мою мать? – закричал вне себя Квинталин.
Турольд промолчал.
Квинталин же сказал:
– Моя мать была чудовищем, но это вовсе не значит, что я не любил ее. Никому из людей, и тебе тоже, не понять, что это такое – быть сыном чудовища.
Тут Турольд открыл в усмешке свои острые рыбьи зубы и ответил:
– А вот тут, Квинталин, ты сильно ошибаешься.
* * *
Так беседовали они некоторое время, и каждый рассказал другому о своей матери и о своем отце, и о том, как рос каждый из них в родительском доме и чем был занят, пока созревало тело, а голова гудела от неосмысленности, и грудь разрывало от неясных стремлений.
Квинталин лежал на краю ямы, свесив вниз голову, а Турольд сидел на дне, обхватив руками колени, и задрав голову кверху. В конце концов, у обоих сильно заболела шея, и тут раздался отчаянный крик Греланта:
– На помощь! На помощь! На помощь!
– Это кричит карлик, – сказал, встрепенувшись, Квинталин. – Какая-то с ним приключилась беда.
Он встал и повернулся в ту сторону, откуда доносился призыв; а Турольд на дне ямы тоже вскочил на ноги и принялся подпрыгивать. Но ни тот, ни другой ничего не увидели.
