А карлик быстро обвязал ее веревкой, чтобы девушка не упала. Он подхватил ручки тележки и покатил ее по лесу.
– Эй, Квинталин! – закричал Грелант. – Иди-ка сюда, сын мой! Я раздобыл для тебя Валентину!
* * *
Спящая Валентина лежала совсем неподвижно, а дышала так тихо, что казалась мертвой. Если быстро бежать, толкая перед собой тележку, то волосы Валентины начинали развеваться, как живые, а губы как будто слегка шевелились. Но глаз она не открывала и ничего не говорила.
Первые несколько дней Квинталин только тем и занимался, что бегал с тележкой взад-вперед по лесу, не сводя взора со спящей Валентины. От поездок на свежем воздухе она разрумянилась, и Квинталин утверждал, будто это все идет ей на пользу.
– Старайся-старайся ради чужой невесты, – ворчал карлик. – Катай ее по лесу, вози на своем горбу.
– Так она, быть может, и полюбит меня, – сказал Квинталин.
– Она королевская дочь, – ответил на это Грелант. – Помяни мое слово, Квинталин, добром твоя затея не кончится. Будь я королем, я бы тебя четвертовал.
– Я сыграю для нее на арфе, – решил Квинталин.
Он увез тележку в чащу, к ручью, возле которого стояла его лесная хижина, вынес волшебную арфу, уселся рядом со спящей Валентиной и принялся играть для нее мелодии, одну загадочнее другой. Музыка разлеталась по лесу, но неизменно возвращалась к телеге и кружила над Валентиной, опутывая ее незримыми шелковыми нитями.
Не одна только Валентина слышала эту музыку. Две девушки, пришедшие полоскать белье на ручей, тоже были захвачены арфой. Достигла мелодия и слуха кривобокой Мархерид, которая ковыляла по лесу, собирая хворост. А еще Квинталин, сам того не желая, привлек старую Мабс-травницу, в которой внезапно всколыхнулись самые удивительные воспоминания далекой ее юности. Так что побросала Мабс все свои травы и, подхватив юбки, со всех ног устремилась к избушке Квинталина.
Квинталин же играл на арфе, даже не подозревая о том, какое наделал бедствие.
А произошло всё оттого, что образ спящей Валентины завладел всеми его чувствами и перетек в пальцы, придав им небывалую силу; поэтому и арфа звучала так сильно и повелительно.
И вот играет Квинталин, а Валентина спит; и отовсюду к хижине сбегаются женщины и тянут, тянут к Квинталину неистовые руки.
Прискакали босоногие прачки: ноги красны от холодной воды, руки распухли от работы, через плечо висят-болтаются выстиранные одежки.
– Полюби нас, Квинталин! – кричат они и хватаются за него холодными пальцами, и тянут за волосы, и дергают за уши, и поворачивают его голову то в одну сторону, то в другую, чтобы укусить поцелуем.
– Мы твои, Квинталин! – кричат они, наседая на него справа и слева.
Тут раздается треск и шум, и гром от падающих поленьев, и, рассыпая собранный хворост, выбирается из лесной чащи кривобокая Мархерид. Остатки разума еще не покинули ее, и потому не выпустила она из рук здоровенное полено, которое прихватила по дороге. Подпрыгивая и хромая, во всю прыть несется она к Квинталину.
– Я твоя, Квинталин! – кричит она басом и машет поленом.
Хотел было Квинталин вскочить и бежать, да как же бросить Валентину?
Хотел он оборвать музыку, но пальцы будто приросли к струнам.
Хотел закричать, чтобы чертовки оставили его в покое, а Мархерид уже вскочила к нему на колени и запечатала его уста мокрым жадным ртом.
Тут обе прачки как завизжат, как схватят Мархерид за волосы!..
Покатились они клубком по земле, вереща и нанося друг другу удары: Мархерид дралась поленом, а девушки-прачки – мокрой одеждой.
Только-только вздохнул Квинталин спокойно, как на плечи ему вскочила Мабс-травница. Впилась когтями в кожу, схватила зубами за загривок, зашипела:
– Я уж и позабыла, до чего сладка бывает мужская плоть!
Плохо бы пришлось Квинталину, если бы не карлик Грелант. Он шел себе мимо и вздумал заглянуть в хижину Квинталина – приложиться к кувшину с пивом, поглядеть, хорошо ли спит Валентина, да и вообще – скоротать вечерок.
Идет и видит: на поляне дерутся женщины, у Квинталина на спине сидит старая ведьма и жует его уши, а сам Квинталин с выпученными глазами и кровью, текущей по шее, бессмысленно дергает струны.
Поглядел-поглядел Грелант на все это, подбоченился и говорит:
– Чем это ты занят, Квинталин?
Тот только шипит и сипит, и из носа у него капает.
– Глупее не придумаешь, – сказал карлик и ударом каменной своей ноги вышиб арфу из рук Квинталина.
Упала арфа, звякнула в последний раз и затихла.
Девицы и Мархерид продолжали молотить друг друга, но уже без всякой охоты, и наконец клубок из рук, ног и волос распался на трех отдельных женщин: две пригожи, а третья кривобока. Посидели они на земле, приходя в себя, потрясли головами, недоуменно поглядели друг на друга, подобрали с земли мокрую одежду и полено и разбрелись.
Мабс-травница так скоро не сдалась, так что пришлось Греланту угостить ее каменным кулаком по носу.
– Ай! – закричала Мабс.
Карлик же усмехнулся и сказал:
– Против моих чар тебе не устоять!
Мабс спрыгнула на землю, обернулась лохматым шаром и покатилась прочь, ворча и оставляя грязные следы.
Карлик обтер ладони о штаны, а Квинталин схватился за покусанное ухо.
– Я же говорил, что добром твоя затея не кончится, – напомнил карлик. – Что ты будешь теперь делать, Квинталин? Как ни одурманены были те четыре женщины, а они видели спящую Валентину и скоро проболтаются об этом.
Квинталин с трудом поднялся на ноги, подошел к тележке и посмотрел на королевскую дочь. Та выглядела безмятежной, ресницы лежали на ее щеке и даже не дрожали.
– Моя арфа не разбудила ее, – сказал Квинталин.
Карлик фыркнул:
– Надеюсь, она и во сне тебя не видит. Эдакая ты образина! Да от одного твоего вида честную девушку перекосит, и останется она уродкой на всю жизнь.
– Не так уж я и нехорош, – обиделся Квинталин.
– Лучше уйдем подальше от этих мест и переждем, пока все успокоится, – сказал карлик.
Друзья забрали из избушки заветный кувшин с пивом, да хлеба краюху, да сыра круг, да мяса сушеного мешок, навалили все это на тележку поверх Валентины – и повезли поклажу подальше от лесной хижины Квинталина.
Все дальше и дальше в лесную чащу уходили они. Вокруг становилось то темнее, то светлее; деревья росли то гуще, то реже; хвойные леса сменялись лиственными, поляны – болотами, болота – реками, реки – озерами; дальше начались холмы и вересковые пустоши, и вот наконец прибыли приятели и с ними спящая Валентина в землю пиктов. Случилось это на десятый день их путешествия.
