Окрестным людям он досаждал разве что тем, что время от времени воровал у них масло; а еще он захаживал на мельницу и таскал оттуда муку.
Мельник, которого звали Ингин, ни о чем подобном даже не догадывался, ведь Грелант брал совсем немного, а вот мельничий сын Квинталин хорошо был осведомлен обо всех проделках карлика, потому что и сам был вором и легко угадывал мысли других воров.
Жизнь Квинталина складывалась непросто – люди не хотели с ним знаться, поскольку в левом глазу у него был вертикальный зрачок, и этот глаз был желтым. Правый же выглядел совершенно как у обычного человека, но казался сонным и даже как будто мертвым; вся душа Квинталина глядела из левого, желтого глаза.
Больше всего на свете Квинталин любил женщин и деньги. Ни то, ни другое по доброй воле не шло к нему в руки, поэтому ему поневоле пришлось сделаться вором. Ведь если человек лишен необходимого, он начинает хворать.
Чтобы сподручнее было ему воровать, Квинталин решил обзавестись другом, но не обычным, а таким, от которого была бы польза.
Когда Грелант по обыкновению пробрался на мельницу и начал грести муку в кожаную торбочку, Квинталин притаился и стал следить за карликом. Тот быстро набрал муки и выскользнул через окошко.
Квинталин припустил по лесным дорогам – ноги у мельничьего сына были длинные, и бегал он очень быстро. Когда карлик, ни о чем не подозревая, пришел к своему камню, там уже стоял Квинталин. Он прислонился к камню и поигрывал ножом, перебрасывая его из руки в руку, а на поясе у него болталась дубинка.
– Пропусти меня! – попросил Грелант. – Ты загородил мне вход в мой дом, человечишка.
– Еще чего! – дерзко ответил Квинталин. – Не хочу и не пропущу!
– Плохо дело, – заметил Грелант. – Ведь мне нужно сейчас возвратиться в дом, чтобы приготовить себе еду из этой муки, которую я украл на мельнице твоего отца. Иначе я начну испытывать муки голода, заболею и умру, а от этого никому не будет чести.
– А мне какое дело? – осведомился Квинталин. – У меня козий глаз, и ни одно живое существо не относится ко мне с любовью.
– Сдается мне, причиной этому не только козий глаз, – хмыкнул карлик. – Однако я прошу тебя добром: пропусти меня внутрь скалы.
– Ты останешься снаружи, – сказал Квинталин. – Так я решил. Скоро люди начнут гоняться за тобой, ведь ты воруешь у них масло.
Карлик задумался.
– Наверное, тебе что-то нужно от меня? Не вижу никакой иной причины задерживать меня снаружи и вести со мной все эти глупые разговоры об украденном масле. Если ты думаешь, будто внутри скалы у меня роскошные чертоги, полные золота, серебра и драгоценных камней, то ты ошибаешься.
– А что у тебя там, если не роскошные чертоги?
– Просто скала, – ответил карлик.
Тут камни в его желудке начали ворочаться и стукаться друг о друга, потому что Греланта охватил великий голод.
Квинталин услышал этот шум и расхохотался:
– Сдается мне, еще недолго – и эти камни разорвут твой живот!
Карлик заплакал:
– Немного тебе будет чести – довести до лютой смерти бедного карлика!
– Ого, как ты заговорил! А что ты скажешь, если я подгоню твой язык вот этой дубинкой?
– Скажу, что мало чести переломать мои маленькие косточки!
– А что ты запоешь, если я чиркну тебя ножом по твоему маленькому горлу?
Карлик взялся за свою бороду, а была она у него жидкой и сивого цвета, и сказал:
– Тогда я умру, ты будешь навек опозорен и уж точно не получишь того, ради чего задержал меня глупым разговором.
Тогда Квинталин взмахнул ножом и чиркнул ножом по горлу карлика. И нож сломался, потому что карлик в это же самое мгновение сделался каменным. Скала расступилась и захватила обоих, Квинталина и Греланта, и стиснула их со всех сторон.
У Квинталина захрустели ребра, каменная пыль забилась ему в нос, и в глотку, и в глаза, и в уши, и он начал задыхаться.
А карлик спросил:
– Что ты теперь на все это скажешь, Квинталин? Помогают ли тебе внутри моей скалы твоя дубинка, твой нож и твоя наглость?
– Проклятье, Грелант, как же ты живешь здесь, внутри скалы?
– Я ее часть, – сказал Грелант. – В отличие от тебя. Еще недолго – и камень раздавит тебя.
– Немного будет тебе чести раздавить скалой мельничьего сына, с которым никто не желает водиться из-за козьего глаза!
– Скажи еще что-нибудь, чтобы я не насыпал каменной пыли тебе в рот и не заставил подавиться ею!
– Не добавит тебе любви людей, если ты проделаешь такое, хотя бы и со мной.
– Напомни-ка мне о том, как ты желал мне голодной смерти, – сказал зловредный карлик. – Что ты предпочитаешь: грызть камни или захлебнуться слюной, думая о сочном мясе и жирном молоке, которых тебе никогда больше не видать?
– Прости меня, Грелант! – взмолился Квинталин. – Я лишь хотел завладеть твоей дружбой: ведь ты вор, и я вор, и всё потому, что ни одна живая душа не желает иметь с нами дело. Я подумал: коли так, то мы могли бы сойтись и отомстить целому свету, а сами зажить припеваючи.
– Для того ты грозил мне дубинкой?
– Я решил, что вместе мы украдем что-нибудь понастоящему хорошее.
– Ради этого ты ударил меня ножом?
– Да ты ведь каменный! – воскликнул Квинталин. – Мой удар даже царапины на тебе не оставил, а вот мой нож сломался, а это был отличный нож, который служил мне верой и правдой с тех времен, когда я был ребенком.
– Что ж, – промолвил карлик, – приготовь мне поесть, и после этого мы с тобой будем друзьями, как ты хочешь.
Вот так сын мельника Квинталин и дикий карлик Грелант, живший внутри большой скалы, свели дружбу и начали воровать вместе.
У Греланта имелась маленькая арфа, звук которой подманивал женщин: ни одна не могла устоять, если слышала эту музыку, и, позабыв себя, стремглав бежала посмотреть на дивного музыканта. И если не видела его, то не находила себе покоя.
Музыка этой арфы не могла пересекать водные преграды, и любая девушка, стоило ей лишь перейти ручей, очутилась бы в безопасности. Но ни одна не переходила ручей по доброй воле. Таким образом, Квинталин получал от женщин все, что раньше оставалось для него недоступным по причине козьего глаза.
Карлик же забирал их драгоценности и обменивал на еду или на маленькую одежду.
Как-то раз Грелант и Квинталин сидели вдвоем в чаще леса. Они устроились на поваленном дереве с кувшином густого пива и горячими пирожками, которые испек сын мельника. Земля здесь была устлана старыми листьями, накопившимися за долгие годы, так что даже в разгар лета здесь стоял запах осени.
Квинталин сказал своему другу:
