* * *
Корабли причалили празднично, гремя щитами, шумя парусами; с грохотом легли на берег доски, простучали сапоги, и сам король сошел на берег; торжество на его лице мешалось с печалью.
Гарольд вел с собой девочку лет десяти, богато одетую, с длинными золотыми волосами. У нее были тонкие черты, которые придавали ей сходство с Маленькой Девой, однако зубы и руки ее были обыкновенными, как у всех людей. Глаза ее были зелеными и немного раскосыми. На ней было платье, расшитое множеством пестрых узоров.
Ее руки сковывала длинная тонкая цепочка, и такая же цепочка была у нее на ногах.
Турольд подошел к отцу и сказал:
– Ваша жена умерла, мой господин.
А Гарольд перевел взгляд с сына на курган и ответил:
– Я вижу.
Турольд указал на девочку:
– Вы привезли ее кстати – это хороший дар, и моей матери не так одиноко будет спать в кургане.
Девочка, не мигая, смотрела на Турольда своими зелеными раскосыми глазами и покусывала нижнюю губу, а Гарольд со вздохом ответил:
– Мне жаль, но я не могу позволить тебе этого.
– Отчего же? – спросил Турольд. – Заражена ли она какой-нибудь опасной болезнью или же недостаточно знатна?
– Она не больна, – сказал Гарольд, подергав за цепочку, которая сковывала руки девочки, – и, видит Бог, чрезвычайно знатна; я взял ее в залог мира с Ирландией. Это Валентина, дочь короля Финнлауга. Пока она находится у нас в Норвегии, ирландцы не посмеют противиться нам ни в чем, чего бы мы от них ни захотели. Теперь ты понимаешь, почему я не могу перерезать горло столь ценной пленнице.
– А, – сказал Турольд. Он посмотрел на Валентину разочарованно и отошел от нее.
Вместе с Валентиной король захватил и других заложников из знатных ирландских семей, но то были взрослые мужчины, и Гарольд со спокойной душой держал их в мрачной сырой темнице. Но запирать королевскую дочь он не стал и разместил ее в покоях, которые некогда принадлежали его жене.
Валентину сопровождала женщина по имени Артуса; она была высокая, широкоплечая, с темно-рыжими волосами, которые носила уложенными в чехол; ее улыбка была кривая, и открытым она держала только один глаз, а второй зашивала шелковой ниткой.
Артуса приехала в Норвегию добровольно – ради того, чтобы неотлучно находиться рядом с Валентиной, которой приходилась крестной матерью. Гарольд не возражал – напротив, с радостью принял предложение Артусы, поскольку менее всего ему хотелось подыскивать для Валентины служанку из числа норвежских девушек, и при том такую, которая не желала бы задушить ирландскую заложницу во сне.
Потому что войны с Ирландией велись Гарольдом из года в год, и от рук ирландцев погибло много славных норвежских воинов, так что ненависть к ирландцам оставалась весьма сильной.
Гарольд обещал королю Ирландии, что дочь его вырастет, как подобает королевской дочери: о ней будут хорошо заботиться, одевать в красивые одежды, обучат изысканному обхождению, песням и танцам; станет она сведуща в чтении и письме и в большинстве видов вышивания.
В женские искусства посвящала Валентину Артуса, но чтение и письмо, а также танцы ей пришлось изучать вместе с Турольдом, и это весьма не понравилось им обоим.
Из-за цепочек, которые Валентина носила на руках и ногах, она не могла ни широко размахнуться, ни сделать шаг, какой следовало, и во время танца цепочка постоянно била Турольда по ногам, а это чрезвычайно сердило королевского сына.
Им приходилось выбирать такие танцы, во время которых не требовалось ни прыжков, ни быстрых разворотов, а такое годится разве что для стариков.
Когда Валентина выводила буквы, цепь на ее запястье задевала восковую дощечку и звякала с неприятным звуком, а когда читала книгу, то переворачивала страницы сразу обеими руками. И Турольд морщился и говорил, что не видывал ничего более неприятного.
Сам он усваивал грамоту плохо, потому что постоянно следил за Валентиной: так она злила его, что он порой не мог оторвать от нее глаз. Поэтому когда Турольд читал, то пропускал каждое третье слово, а в словах пропускал каждую третью букву, и никто не мог разобрать, что же он же такого читает. Только тщился Турольд, тужился – трудны ему тайны чтения.
Зато Валентина читала как ангел, и строки из ее уст лились, словно вода под мельничным колесом.
Легко догадаться, что это отнюдь не добавляло Турольду любви к Валентине. И в конце концов решил он ее убить. Это значительно улучшило его настроение, и он даже начал улыбаться Валентине. Она радовалась, думая, что он наконец смягчился и не прочь завязать с ней дружбу, а он в эти самые минуты обдумывал наиболее лютые способы умерщвления, каким предаст ее, если возьмется наконец за дело.
И вот наконец остановился он на самом простом и надежном – перерезать ей горло.
Валентина в тот день вышла прогуляться по побережью. Обычно Артуса сопровождала ее повсюду и не отходила от королевской дочери ни на шаг, но постоянный надзор так утомил Валентину, что она подсыпала Артусе сонного зелья в питье и убежала, желая побыть в одиночестве.
И вот она бродила по берегу в своем длинном, широком, ярком платье, и ветер пробирался в рукава, за ворот, отороченный мехом, тряс подол, обхватывал колени, наотмашь бил по лицу. Валентина стояла у самого края воды и смотрела за море, туда, где скрывалась Ирландия.
А Турольд скользил за камнями, держа наготове нож, и следил за каждым ее движением. Он уже знал, как поступит: прыгнет ей сзади на плечи, опрокинет навзничь и полоснет по шее. Это просто, сказал себе Турольд, выходя из-за камней.
И тут откуда ни возьмись набежали парни из рыбачьей деревни. Они окружили Валентину и принялись бросать в нее палки и комья грязи и кричать, обзывая самыми разными словами:
– Косоглазая!
– Колдунья!
– Ирландская бестия!
– Вырвать ей волосы!
– Выдрать ей глаза!
– Выбросить ее в море!
– Переломать ей ноги!
– Переломать ей руки!
– Изрезать ей лицо!
Валентина посмотрела вправо и влево, но нигде не было ей спасения: ее обступали все теснее и грозили палками, кулаками и ножами для потрошения рыбы.
Тогда она замерла, свесив руки, и только широко раскрыла свои раскосые глаза.
– Эй! – крикнул Турольд, выступая вперед. – Кому-то захотелось отведать моих кулаков?
Парни из рыбачьей деревни хорошо успели узнать королевского сына – он сызмальства дрался с ними, и число противников никогда его не останавливало.
– Гляди-ка! – как будто обрадовались они. – Да это же Турольд, сын Гарольда, нашего короля!
И двое или трое самых отчаянных вышли против него.
Турольд окинул их злым и хитрым взглядом.
