– Возможно, – сказал сир Эрван.
– В таком случае, могу ли я предположить, что это дитя – ваш внебрачный ребенок?
– Нет, – сказал сир Эрван. – Вот уж чего я не позволю, так это считать Фриек де Морван зачатой вне брака. Сын она мой или же дочь, но, несомненно, она была зачата в законном браке. Поразмыслите хорошенько, мой господин! После того, как дама Азенор предала меня и была мной наказана, она сделалась мне совершенно противной и отвратительной, и даже будь у меня такая возможность – я бы и пальцем к ней не прикоснулся! Да так оно и обстояло все эти годы, когда она отравляла жизнь сиру Алену из Мезлоана.
– Но каким образом ей удалось родить от вас ребенка?
– Фриек появилась на свет одновременно с шестой дочерью Азенор – Секстой, – сказал сир Эрван. – Это я знаю достоверно. И будь она безносой, ее именовали бы Септимой. Но коль скоро родилась она с носом, это наводит на определенные раздумья. И я полагаю, что некогда уронил я малое семя в пашню дамы Азе-нор. Вследствие зловредности характера дама упорно не позволяла моему семени прозябнуть и производила на свет лишь те плоды, что посеял сир Ален. Но в конце концов силы дамы ослабли, а злоба ее отступила, и мое семечко наконец проросло. Уцепившись за крепкое изделие сира Алена, выбралось оно на свет, как ни пыталась дама Азенор удержать его во тьме, – и носатостью своей обличило свирепый нрав матери. Таким образом Фриек является моей дочерью от дамы Азенор, зачатой в законном браке.
– Сир Эрван, – сказал граф Жан, – определитесь лишь с одним: будете вы считать свое дитя сыном или дочерью?
– Когда Фриек достигнет брачного возраста, природа сама возьмет верх, – сказал сир Эрван. – Я положу перед нею два платья, мужское и женское, а дочь моя сама выберет, сын она мне или дочь. Однако лично я склоняюсь к тому, что это все-таки дочь.
– Очень хорошо, – сказал граф Жан. – Воистину, годы сделали вас мудрым, мой бисклавре.
И он жестом отпустил сира Эрвана.
Между тем сир Ален из Мезлоана явился в Ренн со всем своим выводком дочерей и супругой, которая не решилась предстать перед блестящим обществом Реннского двора без вуали. Дочери же сызмальства привыкли считать себя прекрасными и красивыми и ни одна не стыдилась отсутствия у себя носа.
Однако то, что они увидели в Ренне, заставило их задуматься и опечалиться.
И в конце концов они обступили мать с отцом и заговорили все одновременно.
Прима сказала:
– Как же так, матушка? В какое общество вы вывезли нас? Не вы ли утверждали, что носы растут лишь у простолюдинок, кои развратны по природе своей, а добродетельная девушка из знатного семейства вовсе не должна обладать этим признаком мужественности, столь непристойно выдающимся между щеками?
Секунда подхватила:
– Но здесь у каждой дамы, даже самой знатной, растет нос!
– Даже у самых маленьких девочек он есть, – добавила Терция.
– У меня веки болят – так часто приходится их жмурить, чтобы не мучить себя столь оскорбительным зрелищем! – сказала Кварта и заплакала.
Квинта тихонько спросила:
– А вдруг это не они, вдруг это мы неправильные? Возможно ли такое, господин наш?
Секста же сказала неожиданно:
– Выходит, зря мы насмехались над Фриек и считали ее уродкой! Вовсе не она уродка, а мы.
Сир Ален, заслышав незнакомое имя, насторожился:
– Кто такая Фриек?
«Никто», – хотела было сказать Азенор, но Секста определила ее:
– Будь она как мы, ее звали бы Септимой, но она родилась с носом.
Сир Ален повернулся к даме Азенор:
– Что это значит, моя госпожа? У вас было еще одно дитя – носатая девочка?
– Это недоразумение, – пролепетала Азенор. – Подкидыш. Сиротка, господин мой, чье-то незаконное дитя.
– Ах, вовсе нет, мама! – возразила Секста. – Вы же сами, против своей воли, выродили ее и потом нередко говорили, что и понятия, мол, не имеете, откуда в вашем стручке взялась лишняя горошина.
Дама Азенор горько зарыдала, а сир Ален ласково к ней обратился:
– Если вы сочли меня мертвым – а это немудрено, ведь от меня не было вестей целых семь лет, – и нашли себе кого-то для постельной утехи, то я отнюдь не стану вас осуждать. Ибо ваш поступок лишь добавит мне добродетелей, а я, видит Бог, и без того много вытерпел в земной жизни, так что до рая мне осталось буквально два шага.
– В рай, господин мой, вы попадете не благодаря мне, – всхлипнула Азенор, – потому что никого я себе для постельных утех не находила и хранила вам верность. Септима действительно родилась вместе с Секстой и, сдается мне, таилась она в моем лоне еще со времен моего брака с сиром Эрваном.
– Где же она теперь, эта Септима? – спросил сир Ален. – Хотел бы я увидеть ее своими глазами.
Азенор пожала плечами, а Прима указала на пажа, который повсюду сопровождал сира Эрвана, и сказала:
– Да вот же она!
И сир Ален, рассмотрев ее хорошенько, решил оставить лишнюю дочь сиру Эрвану.
Так по справедливости поделили они дочерей.
* * *
На одиннадцатом году жизни Фриек посетила близлежащий женский монастырь под названием Босежур и потребовала проводить ее к настоятельнице.
– Я прошу добродетельных и опытных монахинь осмотреть меня со всей сторон и во всех отношениях, и к тому же со всевозможным тщанием, поскольку до сих пор сомневаюсь в том, до какой степени я являюсь женщиной. Пусть будет в точности установлено, нет ли в моем естестве мужской примеси. Ибо последнее стало бы существенным препятствием для последующего вступления в брак.
Речь Фриек звучала продуманно, а сама она выглядела богатой и знатной и держалась с большим достоинством.
На своем веку старая настоятельница повидала многое и потому сочла пожелание девушки странным лишь отчасти, а отчасти – вполне разумным.
– Если у тебя, дитя мое, имеются сомнения, то лучше, конечно, разрешить их при помощи женщин, заслуживающих доверия. На первый взгляд ты полноценная девочка. Что заставило тебя думать иначе?
– Существуют некие особенные причины, – ответила Фриек, – о которых мой отец умолял меня не рассказывать.
– Ты – весьма рассудительное дитя, – сказала мать-настоятельница.
Она созвала старых монахинь, и втроем они произвели осмотр Фриек, для чего раздели ее совершенно, избавив даже от рубашки. И затем единодушно постановили:
– Ты – девочка, и при том самое совершенное существо своего пола, какое нам доводилось видеть. Поэтому отныне носи женское платье и держи голову высоко.
В те дни в монастыре воспитывался племянник настоятельницы – Галевин, сын того самого сира Галерана, что был ранен на памятном турнире, во время которого дама Азенор лишилась своего носа, а ее второй муж, сир Вран, – жизни.
