Правда, я отношусь к её убеждениям терпимо. Каждый из нас волен заблуждаться, как хочет. На минутку я отвлеклась от нашего девичьего застолья, и вот! Катя сидит с рюмкой водки в руках, смотрит на огонь свечи и плачет.
– Ты чего? – пугаюсь я. – Болит что-то?
– Душа болит, – говорит она. – Как представлю, что этот гад бил её, лежащую, ногами!.. Жаль, что у нас отменили смертную казнь.
– Вряд ли ему её бы и назначили, – говорю я задумчиво. – Наверняка это рассматривается как убийство по неосторожности… Главное, что не будет наказан настоящий виновник этого преступления…
– Мать, которая родила этого ублюдка?
– Нет, тот или та, кто пустил слух, будто мои телохранительницы работают девушками по вызову.
Глава двадцать восьмая
Вряд ли тот, кто рыл мне яму, ожидал, что она окажется пропастью. И вовсе не для меня. А для Алины Карауловой.
Поразмыслив, я прихожу к выводу, что затеяла всё это женщина. Станет ли мужчина распускать слухи? Думаю, вряд ли. Мужчине нужен конкретный результат, и чем скорее, тем лучше. А слухи… Неизвестно, то ли сработает, то ли нет…
Женщина может затаиться и ждать. Конечно, все эти мои постулаты спорные, но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь: недоброжелатель – женщина!
На память приходит только одна – Люба Воскобойникова.
Иными словами, если я, кроме неё, в своей жизни кого и обидела, то вряд ли настолько, чтобы организовывать против меня целую кампанию.
Да и с Любой… Разве я её обидела? Не пожелала ей проиграть, так и до сих пор о том не жалею. И сейчас я придерживаюсь таких же принципов: не поддаваться! Настоящий спорт такого не приемлет. Тот, кто поддастся один раз, проиграет навсегда.
Но почему я так уверена, что это именно она? Разве не может быть у меня тайных «доброжелателей» из числа тех, которые мне просто завидуют… Или тех, у кого я когда-то нечаянно увела мужчину.
Ну да, отношения полов – тот же спорт. Кому же из женщин в этих соревнованиях я нечаянно наступила на ногу?
Вот и ещёодин минус моего характера: я не обращаю внимания на тех, кто попадается на моей дороге к той или иной цели. Подумаешь! Раз не сумела мне противостоять, отойди в сторону, не мешай движению!
Как аукнется, так и откликнется. Что ж теперь обвинять кого-то в том, в чём виновата сама? Люди не мошки, сама же это всегда декларирую, и сама же веду себя не лучшим образом.
Отдав таким образом дань самоедству, продолжаю размышлять. Что мне делать, как искать того, кто распространяет слухи про деятельность моей фирмы?
Вчера Катя высказала дельную мысль:
– Вряд ли тот, кто под тебя копает, находится от тебя слишком далеко. Наверняка он где-то рядом, а ты, как говорится, ни сном, ни духом… Может, даже он находится в твоем окружении.
– Ты имеешь в виду моих девочек?
– А они почему должны быть вне подозрения?
Девушки. Восемь человек. Если считать с Ирой, которая сегодня улетела вместе с модельером Катей Самойловой во Францию.
Пожалуй, Иру можно сразу отбросить, потому что до её прихода в фирму мы не могли никак с ней пересечься… Но по такому принципу можно исключить и остальных семерых.
Что-то нужно сделать. Организовать какое-то «выступление» для того, чтобы заставить моего затаившего врага проявить себя.
Нет, явно кардинала Мазарини из меня не получится. А уж тем более Макиавелли. Хитрость, изощрённость – это не моё. А тем более устраивать предполагаемому противнику какие-то подставы.
Может, мне посоветоваться с Найдёновым?.. Значит, как я думаю, он умеет организовывать подставы? Можно было бы просто сидеть и ничего не делать, пусть идёт, как идёт, но опытный боец во мне протестует: ждать, а чего – очередной смерти?
Днём я всё-таки звоню Михаилу:
– Мужчина, что вы делаете сегодня вечером?
– Так ведь двое назначенных суток ещё не истекли.
– А вы всегда такой послушный?
Я смотрю на себя в зеркало: губы как губы! А вчера ещё они были так подозрительно припухшими. И в самом деле, далеко пойдёте, гражданка Павловская. Но с другой стороны, разве я Найдёнову что-нибудь должна? Я – свободный человек, а то, что согласилась быть «его девушкой», так это же не смешно. Нам не по шестнадцать лет, чтобы о таком договариваться.
И вообще, чего я замолчала? Он может подумать…
– Что за привычка не отвечать прямо на поставленный вопрос!
Вот так, лучшая защита – нападение.
Какой-то Михаил странный. То добивается встречи, то молчит в ответ на моё молчание. А что, если он знает… Это предположение вгоняет меня в краску. Всё-таки как бы я там для себя ни рассуждала: должна хранить верность ему, не должна, а сама-то я думаю, в моем поступке есть нечто, чего стоит стыдиться…
– А где мы встретимся: у тебя или у меня?
– У меня. Тем более что с сегодняшнего дня в моей квартире двое детей.
– Кажется, ещё вчера был один? – громко удивляется он.
– Не важно. В преддверии весны дети размножаются делением.
– Приду обязательно. Не найдется ли для меня лишнего детёныша?
– Тебе-то зачем чужие? Своего роди!
– А ты согласна?
– На что? – в запарке не сразу соображаю я.
– Родить мне ребёнка!
– Найдёнов! – строго говорю я. – Почему именно я? Что, вокруг хороших девушек мало?
Я все пытаюсь свернуть наш разговор в шутливое русло, хотя при упоминании о ребёнке я была уверена, что он не шутит.
– Это нечестно, – говорит он, – ты же согласилась быть моей девушкой!
– Девушкой, но вовсе не матерью твоего ребёнка… И вообще дурное дело не хитрое. Любая здоровая девушка может это сделать.
– Не скажи. Моя бывшая жена родить так и не смогла.
– Вы только из-за этого с ней разошлись?
– Мы из-за всего разошлись.
– Вот видишь, что ни делается, всё к лучшему. По крайней мере ребенок не остался один, и теперь вы с ней можете попробовать сначала.
– В каком смысле? – на этот раз не врубается Михаил.
– Я имею в виду, каждый со своей половиной.
– А-а-а…
– В общем, этот разговор не телефонный. До встречи. Приезжай часов в десять.
Я кладу трубку. До последнего момента я всё делала по наитию. По принципу: что в голову взбредет. То есть не удосуживалась продумывать свои очередные шаги. Но теперь, кажется, создалось такое положение, которое потребует тщательного обдумывания.
В этом деле даже не два варианта, а несколько. Причем один из них: ничего не делать. Жить себе, как жила. По принципу Френсиса Бэкона: клевещите, клевещите, что-нибудь да останется. В том смысле, что, может, не обращать внимания на всякие там сплетни и слухи?
