– Но должен же я о чём-то говорить.
– Не должны! – отрезаю я. – Вашим работникам вовсе не обязательно было сообщать все эти сведения. Для чего? Из-за трех дней создавать какой-то там особый моральный климат между нами?
Но он никак не реагирует на этот мой взрыв.
– Не понимаю, что вы нашли в этом Леониде? – будто про себя говорит он. – Самовлюбленный мальчишка! Легкомысленный и капризный, как все таланты.
Теперь уже я поворачиваюсь к нему всем корпусом.
– Значит, мне не показалось. Вы и в самом деле имеете на меня целое досье, и я ни за что не поверю, будто бы вы собираете точно такое же на каждого, с кем предполагаете работать столь непродолжительное время!
На этот раз он первым отводит взгляд. Но что это я так возбудилась? Подумаешь, кто-то знает обо мне больше, чем хотелось бы. На самом деле наш город только кажется большим. Краевой центр! А коснись чего, тут же выясняется, что в нём все друг друга знают.
Всё дело в том, что я перестала заниматься каким бы то ни было спортом. Даже тренажеры в клубе гораздо реже посещаю, чем нужно. И при этом я столь самоуверенно предлагаю клиентам свой спортивный опыт, словно он не исчезает, даже когда не поддерживаешь свою форму. Если у Найдёнова и в самом деле такое подробное досье на меня, он должен знать, что я вовсе не так крута, как хочу казаться.
А ещё мне становится стыдно. Подумать только, я чуть на него не накричала. Свобода личности, то да сё! Человек, который избирает в качестве своей работы защиту другого человека, должен быть отчетливо виден.
– Михаил Иванович, – заговариваю я даже чуточку льстиво, – раз уж вы собрались меня развлекать, то не могли бы мы объединить наши знания?
– В каком смысле? – не сразу понимает он.
– В том, что наши знания о некоей гражданке Павловской Ванессе Михайловне могут быть неполными как у вас, так и у меня. Как говорил юморист, может, вы что-нибудь знаете, может, я чего-нибудь не знаю?
Он улыбается и качает головой:
– Я и не сомневался, что вы умны. Женщина, почти девочка, с ребенком на руках не только закончила институт с красным дипломом, не только выступала в соревнованиях…
– В основном без выезда из города, – заметила я.
– Не только получила уйму всяческих званий и наград, ухитрилась ещё защитить кандидатскую диссертацию, притом в последний момент оказалось, что темы диссертаций её и ещё одной соискательницы странным образом пересекаются!
Теперь я уже перестаю улыбаться, потому что такую подробность мог знать только человек, имеющий доступ к самой закрытой информации.
По крайней мере никакого объявления о том, что одна аспирантка – не хочу даже упоминать её фамилию – просто нагло украла мои разработки, чтобы потом наскоро слепить из них диссертацию. Я не знаю, на что она рассчитывала. Не на то же, что она старше меня почти на пятнадцать лет, долго работала на кафедре, и если кого-то и заподозрят в плагиате, то, конечно, меня – такую непростительно молодую, а значит, и бесцеремонную, непорядочную…
Хорошо, что я защищалась не в нашем городе, а ездила в Воронеж, и там независимая экспертиза однозначно установила мое авторство. Но сколько неприятных минут довелось мне пережить!..
– Да бросьте хмуриться, Ванесса Михайловна. – Найдёнов осторожно трогает меня за руку. – Просто вы ещё с таким не сталкивались, потому открою вам секрет: за деньги о каждом человеке можно узнать всё. Или почти всё.
– Но вам-то это зачем? – чуть ли не со стоном спрашиваю я.
– Затем, чтобы узнать вас получше.
Я даже не уточняю, зачем ему это узнавать, а лишь тяжело вздыхаю.
– Вся добытая вами информация лишена главного – эмоциональности. Разве вы узнали из неё, что я почувствовала, когда поняла, что часть моей диссертации самым подлым образом украдена, что мне надо или отказаться от защиты, или в спешном порядке её переписывать, уделяя сну и отдыху не более трех часов в сутки? За те полгода я похудела на семь килограммов и уже шаталась от истощения, а ведь мне надо было уделять внимание ещё и сынишке. И зарабатывать деньги, чтобы он ни в чём не нуждался.
– Он что, болел? – осторожно спрашивает Найдёнов.
– Нет, это я так решила, что у моего сына должно быть всё самое лучшее.
– В вашем желании чувствуется надрыв. Словно вы кому-то что-то доказывали. Или с кем-то незримо боролись.
Странно, что он об этом говорит. Никто из моих мужчин ничего такого во мне не чувствовал.
– Может, потому, что по-настоящему не любили?
Что он говорит? Неужели свою мысль я произнесла вслух? О мужчинах. Или уже читает мои мысли?
– Спорное заявление, – говорю я спокойно. – Можно подумать, ВЫ меня любите! Второй день видимся.
– Кто знает, – задумчиво бормочет он.
Но я уже сама завелась. Я не понимаю главного: зачем Найдёнову это нужно? И теперь уже я начинаю его донимать своими вопросами:
– Так, идём дальше. Что ещё имеется в моем досье? – Я стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.
– Между прочим, скоро посадка, – ворчливо замечает он. – Видите, табло зажглось: «Пристегните ремни!»
– Не увиливайте.
Он смотрит на меня и как будто думает совсем о другом.
– Господь с вами, Ванесса Михайловна, у нас ещё будет время. Нельзя в одну ночь рассказать все сказки.
– Какую ночь, что вы имеете в виду?
– Сказки тысячи и одной ночи, конечно. Такой арабский фольклор.
– Я знаю, что это такое!
– Знаете, а торопитесь.
– Еще бы! Вы так меня заинтриговали! До сих пор никто не собирал на меня досье.
– Ну, вы не можете об этом знать наверняка.
– Тем более непонятно, с какой целью.
– Скоро, совсем скоро вы всё поймёте. Как я надеюсь.
– Звучит уклончиво, но вызывает надежду, – не выдержав серьезности, смеюсь я.
– Наш самолет совершил посадку в аэропорту «Внуково», – сообщает динамик, и пассажиры салона начинают собирать свои вещи.
Глава двенадцатая
Мы останавливаемся в сравнительно небольшой, но импозантной гостинице с непривычным названием «Ариадна». Поневоле хочется воскликнуть: ну и у кого здесь в руках та самая нить, что выведет человека из лабиринта жизни?
На самом деле вовсе не факт, что нам сразу так и объяснят, кто такая Ариадна. Сейчас многие увлекаются тем, что ныряют за названиями своих фирм в древнегреческие мифы. Моя фирма, к примеру, называется «Афина», и я знаю, что это богиня войны и победы, а также мудрости. Но вот у нас в городе есть косметический салон с названием «Гекуба», что олицетворяет собой символ беспредельной скорби и отчаяния. В это состояние, видимо, впадает всякий, кто пользуется услугами салона.
