Глава двадцать вторая
Но Эльвире не молчалось. Нечаянное признание Звонарева, будто она ему нравится, так подействовало на девушку, что ей вдруг захотелось узнать о старшем лейтенанте как можно больше. Она даже его имя мысленно покрутила: как бы стала его называть… ну, если бы они начали встречаться. У нее никогда не было друга с именем Георгий. Как его зовут родные: Гога, Гоша или Жора?
Правда, спросила у него конечно же не об этом.
– Скажите, а откуда у вас эта машина? Она ведь ваша?
– Моя. Почему вас это интересует… Все-таки вы, женщины, странные существа. Перепрыгиваете с вопроса на вопрос, как бабочки – с цветка на цветок.
– Бабочки не прыгают.
– Но вы же понимаете, о чем я. Да, это моя машина. Я купил ее, когда служил в Германии. Три года.
– Вы знаете немецкий язык?
– Конечно. И французский, и английский…
– Вы прямо как наш президент.
Видимо, он решил, что она над ним насмехается, и замолчал.
За окнами автомобиля проносились сначала поля, а потом на горизонте стали появляться горы. Солнце стояло уже достаточно высоко. Часов десять, – определила Эльвира – ей лень было лезть в сумку за мобильным телефоном.
Потом она вспомнила, что часы должны быть на панели управления. И в самом деле, пять минут одиннадцатого. Неужели он решил молчать всю дорогу?
– Скажите, а почему вы до сих пор не женаты? – спросила Эльвира, сделав вид, что ничего не произошло. Да, если разобраться, на деле так и было, и она не понимала, чего это он надулся?
– Что значит, до сих пор? – саркастически осведомился он. – Можно подумать, мне лет пятьдесят, и я – старый холостяк. У меня есть приятели, которые старше меня и на пять, и на семь лет, и тоже не женаты…
– Ловко вы ушли от ответа. Ну, не хотите, не отвечайте.
– Я и не собирался ни от чего уходить. Просто я пока не встретил…
– Мэдхен майне тройме
1? – подколола она.
– Значит, вы тоже знаете языки? Зачем же тогда меня пинать?
– Но я знаю два, а вы – три.
– Да, вы угадали. Я не встретил женщины, с которой хотел бы прожить всю жизнь А жениться просто так, лишь бы жениться, не считаю нужным.
– Наверное, вам трудно угодить. Представляю, какие вы требования выдвигаете будущей матери своих детей.
– И какие же? – саркастически осведомился старший лейтенант.
Она подумала и сказала:
– Наверняка она должна быть вашей боевой подругой: прикрывать вашу спину, понимать с полуслова, молчать, когда не спрашивают, быть с вами во всем согласной…
– Нет, это было бы слишком идеально, а все, что слишком, меня настораживает.
– Вот и меня тоже, – задумчиво проговорила Эльвира, – потому что в вас все кажется чересчур правильным, и оттого ненастоящим.
– Какая вы все-таки заноза, Городецкая. Если бы я не боялся вас обидеть, я бы сказал…
– Что? Говорите, не бойтесь, я не обижусь.
– Что ваш муж не утонул, а утопился. Из-за ваших придирок и ехидства.
– Говорить так, все равно, что плясать на могиле! – рассердилась она. – Вы просто жестокосердный, невоспитанный тип!
– Простите, я и в самом деле увлекся. Вот как вы на меня действуете! Я становлюсь непохожим на самого себя.
– У сильного всегда бессильный виноват! – буркнула она и уставилась в окно, нарочито не обращая на Звонарева внимания.
Но долго молчать Эльвира была не в состоянии. По крайней мере, сейчас. Ей было странно, почему она все время пикируется с Георгием, почему постоянно хочется ему возражать? Просто просыпается в ней какой-то поперечник, которого прежде она в себе не чувствовала.
Попеняв себе на задиристость, Эльвира опять заговорила первой. Она протянула руку к «бардачку».
– Можно?
– Можно.
Она вытащила карту автомобильных дорог.
– Предлагаю быть вашим штурманом. Или вы и сами хорошо знаете дорогу?
– Прежде, чем ехать, я изучил вот эту самую карту, а теперь всего лишь посматриваю на указатели.
– Ах, да, вас же учат: запоминать с одного взгляда.
Звонарев, не выдержав серьезности, рассмеялся.
– Напрасно вы пытаетесь снова вывести меня из терпения. Я решил, больше не обращать на ваши подколы внимания.
– Неужели это невозможно? – Эльвира с любопытством посмотрела на него. – Тогда ваша жена будет счастлива жить с таким бесконфликтным мужем. Вы все ее капризы и сюрпризы будете переносить вот с таким же каменным выражением лица.
– Зачем же мне жена с капризами и сюрпризами? – поинтересовался Звонарев.
– А как вы этого сможете избежать? – теперь развеселилась Эльвира. – Любовь зла, полюбишь и козла. В смысле, козу. К тому же, как я думаю, найти жену без капризов – не реально.
– А у вас капризы есть?
– Навалом, – честно призналась она. – И для начала я бы вас попросила остановиться вон у той «Чебуречной», которую вы только что проскочили.
Он послушно остановился и повернулся к ней.
– Чтобы такая домашняя девушка, как вы, ела чебуреки в неизвестной забегаловке, ни за что не поверю!
– А где же мне еще их есть? Мама считает, что чебуреки ужасно вредные, и потому наша кухарка их никогда не готовит.
– Кухарка! – опять себе под нос пробормотал он, вышел из машины и открыл перед Эльвирой дверцу. – Прошу.
И предложил ей руку. Так галантно, что она невольно не вылезла, а выплыла из машины. Правда, сохранять серьезность долго ей не удалось. И, глядя на Эльвиру, прикусившую губу, чтобы не рассмеяться, он непритворно вздохнул:
– Какая вы еще девочка, маленькая вдова.
Это замечание сразу стерло улыбку с ее лица. Нарочно он, что ли? Напоминает. Все так и хотят, чтобы Эльвира впредь не улыбалась и не шутила, а только ходила в трауре до скончания века.
Правда, тут же ей стало стыдно, и она просто пошла с Георгием к этому небольшому павильончику у дороги, где жарились аппетитные, ароматные чебуреки.
Между прочим, ей было совсем не стыдно уплетать эти произведения кулинарии, облизывая пальцы и втягивая в себя сочащийся из чебуреков сок.
Она съела три штуки и почувствовала себя счастливой.
– Еще? – улыбаясь, поинтересовался Звонарев.
– Я объелась, – призналась ему Эльвира, – но ничуть об этом не жалею. Спасибо вам.
– Ерунда, – отмахнулся он. – Я жалею только об одном…
