Женщины обменялись понимающими взглядами, что без слов сказало о взаимной их симпатии друг к другу.
– Если вам что-нибудь понадобится, вот сонетка, вы дёрнете за шнурок, и явится слуга. Я распоряжусь, чтобы выполняли все ваши просьбы.
– Думаю, до утра я буду крепко спать, и, кроме книжки, мне больше ничего не понадобится.
Она сумела прочесть в романе, автора которого не запомнила, всего две страницы, а потом веки ее смежились, и Соня спала крепким сном до позднего утра.
Глава девятая
Григорий Тредиаковский и Себастьян де Кастр отправились в Дежансон в карете барона, прихватив с собой на всякий случай и вещи Софьи.
– А если она вернется в Марсель? – предположил Себастьян.
– Хорошо бы в самом деле так случилось, пусть даже наша с тобою поездка окажется напрасной. Но в доме ведь остаётся Валентен. Дай ему самый строгий наказ: ежели объявится княжна или кто-то с письмом от неё, пусть посодействует. Кажется, ты уверял, будто он сообразительный малый.
– Валентен способен выполнить любое самое деликатное поручение. У него прекрасный вкус, и я даже поручаю ему пополнять мой гардероб в соответствии с требованиями моды. Он умеет держать язык за зубами, мастерски владеет шпагой. И самое главное – разделяет мои взгляды. Впрочем, тебе это неинтересно…
– Друг мой, и тебе не жалко, что такой человек вынужден жить у тебя в прислугах?
– Но я плачу ему хорошие деньги. И я доволен, что у меня честный и сообразительный слуга. В конце концов, это его дело – быть слугой или кем-то ещё.
– Ладно, – пожал плечами Григорий. – У нас другое можно чаще видеть: полно дураков среди знатных да богатых!..
Вскоре карета остановилась у придорожного трактира. Настало время путешественникам подумать о ночлеге и ужине.
Комнатка, правда, нашлась только одна, на втором этаже. Их временное жилье оказалось хоть и скромно обставленным, но чистым. Хозяйка с гордостью продемонстрировала им постельное белье, благоухающее лавандой.
– Кто из господ путешественников у меня один раз побывает, непременно и потом будет останавливаться. Потому что я всегда первым делом об удобстве постояльцев пекусь…
Расчувствовавшийся от речей хозяйки Себастьян сунул ей в руки серебряную монету. За обходительность, как объяснил он впоследствии.
Сняв с себя дорожное платье, товарищи спустились к ужину. Сели за свободный стол и заказали себе жареной форели и вина под неё.
В это время в другом конце обеденной залы кто-то громко расхохотался и воскликнул по-русски:
– До чего же ты, братец, хитёр! Говоришь, тебя на мякине не проведёшь? А вот ежели я, к примеру, задам тебе такую задачу…
Барон де Кастр не обратил на этот возглас никакого внимания.
Но тут за соседним столиком кто-то из мужчин сказал по-французски:
– Вы посмотрите, и здесь русские! Скоро они станут считать Францию своей родиной, а нас – своими крепостными. Верите ли, недавно к сестре в Грае ездил, так по пути во всех гостиницах русских встречал. И везде они пьют без меры, громко разговаривают и чуть что – драться лезут!
– Холодно им в своей Сибири, – поддержал его сосед, – вот они к нам и едут. Мало мы их учили.
– Это когда же, скажите на милость, вы нас учили? – встал из-за стола один из только что смеявшихся мужчин.
Надо сказать, на сидевших в трактире он произвёл впечатление человека физически сильного и в драке явно опасного. Но задира-француз был из тех, кто большой силой и сноровкой не отличается, однако, чувствуя за спиной поддержку толпы, готов задираться с любым противником в уверенности, что как раз ему-то самому и не придётся драться.
Подошедший к его столу русский, мужчина лет тридцати, с пышной гривой золотисто-русых волос и голубыми глазами, опушёнными светлыми ресницами, был не столько красив, сколько первобытно грозен. Этим он очень отличался от остальных находящихся в трактире людей. Задира струхнул: а ну как товарищи его не поддержат, и этот медведь заломает его, подобно настоящему зверю?
Но сегодня то ли солнце пекло сверх обычного, то ли вино оказалось чересчур крепким, но только воинственность присутствующих в трактире французов взяла верх над сдержанностью и рассудительностью.
Не успели оглянуться, как из-за стола вскочил сосед задиры со шпагой в руках. Русский, не имеющий при себе оружия, обернулся к своему товарищу, и тот через стол бросил ему свою шпагу.
Встал еще один француз, тоже со шпагой в руке.
Но вот из-за стола поднялся и второй русский. Увы, у него уже не было шпаги.
– Держи, приятель, – по-французски крикнул Тредиаковский, не желая до срока себя выдавать, и бросил ему свою шпагу.
Задира и его товарищи негодующе закричали, но и только. У тех, кого они собирались придавить числом, неожиданно обнаружились защитники. Неизвестно, кто эти люди, но они явно на стороне русских.
Первые же выпады дерущихся показали, что русский и один играючи справился бы с ними обоими. Выправка «медведя» была явно военной, в то время как французы скорее всего когда-то ограничились двумя-тремя уроками фехтования, которые помогали теперь разве что правильно держать шпагу.
К счастью, пыл у фехтовальщиков с обеих сторон быстро угас. Французы поняли, что они имеют дело с умелым противником, который им явно не по зубам. Русские, напротив, убедились, что их противников вряд ли можно назвать серьезными, а, следовательно, они вовсе не покроют себя славой, справившись с теми, кто их слабее.
– Всё, хватит смешить народ! – вполголоса проговорил по-русски тот, что решил помочь товарищу.
– Пусть извинится! – впрочем, не слишком настойчиво потребовал золотоволосый гигант.
Тот русский, что оказался сдержаннее и мудрее, спросил у двух французов, по-прежнему ли они считают, что русских им следует учить.
Те изрядно смутились, пробормотали, что опять попались на удочку Мишеля, который вечно всех стравливает, а потом сидит и наблюдает, как другие вместо него дерутся.
Наконец один из французов предложил:
– Не посчитают ли мсье достаточным, если в качестве извинения мы угостим их неплохим бордо? Оно в этом трактире, пожалуй, получше, чем где-либо в другом месте, потому мы всегда и захаживаем к дядюшке Прюмелю…
– Вот это разговор достойных людей! – обрадовался русский гигант. – У нас в России говорят: плохой мир лучше хорошей драки…
Французы подвинулись, освобождая место для двоих чужестранцев, к коим в одночасье почувствовали симпатию.
– Момент! – сказал товарищ золотоволосого и подошел к Григорию, возвращая ему шпагу.
– К сожалению, вместо поединка получился ярмарочный фарс, но будь ситуация другой, – тут он отвесил поклон Тредиаковскому, – ваш своевременный жест спас бы мне жизнь. Позвольте выразить вам свою благодарность и представиться: я граф Леонид Разумовский.
