– Меня обязательно станут искать, – горделиво вздернула подбородок Соня.
"Кто станет искать? – ужаснулся внутренний голос. – Разве ты не сделала всё возможное для того, чтобы твой родной брат не знал, куда ты направилась. Об этом знает мадам Григорьева, но Николя-то не знает! А если бы знал, сказала бы ему Аделаида Феликсовна или сделала бы вид, что ты к ней не обращалась? Вот именно, скорее всего, второе!"
– Где, в Дежансоне?
Соня решила не показывать виду, что в её душе поселилась тихая паника.
– Конечно. Узнают, что мы остановились у мадам де Шовиньи…
– … а она скажет, что никто у неё не останавливался, что она никому не сдает комнаты и вас в глаза не видела!
Теперь уже паника из тихой превратилась в громкую и охватило жесткими клещами всё её существо. Флоримон де Баррас опять расхохотался.
– Просто удивительно, до чего вы не умеете скрывать свои чувства – у вас же всё написано на лице! – он довольно потёр руки. – Я и не ожидал, что в мои руки попадет такой неогранённый алмаз! Тем приятнее осознавать, что я, как опытный ювелир, заставлю сверкать все его грани. Я ведь наблюдал за вами, когда вы смотрели ту сцену с вашей служанкой… Кстати, не хотите опять взглянуть? Прошёл всего час, для Эмиля это не время.
– Не хочу, – отрезала Соня.
– Но ничего, на сегодня и этого достаточно. Не правда ли, вы получили незабываемые впечатления.
– Послушайте, – в отчаянии выкрикнула Соня, – мне ничего не надо: ни от вас, ни от вашего батюшки. Я прошу только одного: отпустите нас. Вы богаты, вы можете иметь всё, что захотите. Неужели вам не хватает француженок?!
– Не хватает, – нарочито тяжело вздохнул он. – Вы, русские, так чисты, так целомудренны, словно рождаетесь из цветов, а не из материнского чрева. Ну кто бы из исследователей плотских чувств отказался от такого эксперимента? Думаю, Эмиль бы меня поддержал. Признаться, я ему немножко завидую – мне для получения такого наслаждения ещё предстоит тяжкий труд. Но нет, я не жалуюсь. Тем слаще будет победа.
– Я смогу увидеться со своей служанкой? – спросила Соня.
– Думаю, не стоит. Подумайте сами: она станет вам жаловаться. Вы будете чувствовать себя виноватой, что привели её в логово зверя…
– Я предлагаю вам золото.
– Наивная девушка. Можно подумать, я и так не буду его иметь. Более того, и золото, и вас. Вы ведь будете хорошо себя вести, когда завтра пойдёте к моему отцу и скажете ему, что согласны выйти за меня замуж. Добровольно. И станете при этом улыбаться, как и положено счастливой невесте.
– Я не смогу! – выкрикнула Соня.
– Вы не хотите больше увидеть вашу служанку? Отдадите её в чужие похотливые руки? И не только руки… Впрочем, я подожду вашего решения до завтра. Сейчас вас отведут в отведенные вам покои, принесут обед и до утра у вас будет время подумать.
Он позвонил в лежащий на столе колокольчик и почти тотчас же дверь отворилась. Соня ожидала увидеть очередного здорового мужика, но была приятно удивлена, что в комнату вошла женщина. Впрочем, её оживление при виде последней почти тотчас сменилось брезгливостью и разочарованием, ибо это было странное существо.
Тело её было, очевидно, совершенным. По крайней мере, то, что открывалось взгляду. Темно-зеленое платье было надето на жесткий корсет, похоже, из китового уса. Причем, он так сильно затягивал женщину, что её груди вздымались вверх, едва не вырываясь из декольте.
Белая кожа удивительно красивой формы груди и безукоризненной линии шеи переходили в лицо, больше подошедшее бы кровожадному воину, а не слабой женщине. Впрочем, сия особа таковой и не была.
Сросшиеся на переносице густые брови и красивые серые глаза, но прищуренные и с полыхавшей в них злостью, наводили на мысль о жестокости их обладательницы. Сурово поджатые тонкие губы подтверждали впечатление. Словом, призывать эту женщину в союзники княжне сразу расхотелось. Эмиль произвел на неё куда более благоприятное впечатление.
– Мари, – ласково проговорил маркиз; впрочем, ласковость эта исходила не от возлюбленного, а всего лишь от хозяина, бывшего в хорошем настроении, – Мари, это наша гостья, княжна Астахова из России. Доверяю её твоему попечению. Помести её в гостевую комнату. Принеси обед. Объясни, как вызвать тебя, ежели понадобишься. В общем, ты сама знаешь, что и как. Я надеюсь, на тебя, малышка!
Он скользнул рукой в вырез декольте Мари, и она обнажила в улыбке зубы.
Княжна содрогнулась. Зубы были белые, но крупные и острые, как клыки зверя. От такой улыбки непосвященного человека бросало в дрожь. Окружающий Соню мир всё больше напоминал страшную сказку.
Как она не была к этому готова! Судьба нанесла ей удар, не дав даже осмотреться. Если это была проба на прочность, то Сонино мужество оказалось раздавленным с первого раза. Ещё немного, и она заскулит, запросит о пощаде. Мамочка! ни Вольтер, ни Руссо её к этому не подготовили.
Память Сони лихорадочно искала, за что бы зацепиться. Вспомнить, как в трудных ситуациях вели себя герои, что чувствовали, как собирали остатки этого самого мужества – осталось же от него хоть что-то!
Она вспомнила латынь своего любимого профессора Одоевцева, который учил её этому языку: "Caesarem decet stantem mori". Цезарю подобает умереть стоя. Только Соня – не Цезарь, и ей вовсе не хочется умирать!
– Прошу вас! – сказала ей в спину Мари, а будто гавкнула.
Соня мысленно поежилась, но виду не подала.
Её привели в комнату, достаточно приветливую и уютную, если бы не окно, забранное решеткой. Мари сухо кивнула ей, это лишь с большой натяжкой можно было назвать поклоном. Служанка, настолько избалованная, что для неё титул гостьи ничего не значит или женщина-палач, в чьи руки такие вот "гостьи" попадают? Скорее всего, это правда, но думать так было неприятно. От подобных мыслей веяло безысходностью, а Соня не только собиралась выбраться отсюда сама, но и вытащить с собой Агриппину.
Для чего маркизу Флоримону такие странные слуги – у пояса Мари княжна заметила небольшой хлыст, хотя и украшенный дорогой затейливой рукояткой. Эмиль, которого он использует, как… жеребца!
Соня подошла к двери, подергала за ручку – так и есть, служанка заперла её с наружной стороны. И решётка – она подергала решётку – сделана на совесть, как в хорошем узилище…
Да, отправилась княжна Астахова за богатством… Где с маслом каша, тут и место наше, как приговаривает бедняжка Агриппина. Худо ей пришлось, но кто же знал, что так получится? "Скользим мы бездны на краю, в которую стремглав свалимся", – пробормотала она стихи Державина и тут же встрепенулась: что значит, свалимся?
Она расшнуровала дорожные туфли, в которых собиралась долго гулять по Дежансону, сняла чулки и погрузилась босыми ногами в пушистый ковер с длинным ворсом, который приятно щекотал уставшие ступни. Эти крутые улицы, оказывается, утомляют куда быстрее, чем можно предположить! Нет, пожалуй, лучше лечь Соня легла на ковер и почти тут же открылась дверь, и в комнату заглянула Мари. Увидев лежащую княжну, она растерянно сморгнула, а услышав неприветливое:
