Вот только сумеет ли она разгрести всю эту пыль и не насторожить Агриппину? Для её предприятия понадобится как минимум ведро воды, тряпка… Не проще ли посвятить в тайну горничную, взяв с неё слово до срока молчать обо всём.
Как же выбил Соню из колеи Разумовский, ежели мысли Сони мечутся от одного предмета к другому, а о главном она так и не подумала: посвятить в тайну своей находки княгиню. Разве маменька не заслужила право первой узнать о своем богатстве?
Соня резво соскочила с кровати и поспешила в покои княгини, но по дороге её остановила Агриппина.
– Ежели вы, Софья Николаевна, хотите видеть Марию Владиславну, то её сиятельство отсутствуют. Они отбыли с визитом к мадам Григорьевой. Сказывали, будут к вечеру.
Мадам Григорьева была вдовой действительного статского советника, была вхожа во многие дома петербургских аристократов, но не потому, что отличалась родовитостью, богатством или образованностью. А потому, что она ЗНАЛА слишком много секретов самых известных личностей петербургского бомонда. Знала и молчала. Никто и никогда не мог упрекнуть её в том, что она сплетница, хотя злые языки утверждали, что за большие деньги эти секреты у неё можно КУПИТЬ.
С княгиней её связывала ещё детская дружба, и Соня могла только догадываться, что хочет узнать её маменька и о ком. Хотя для себя визит к приятельнице Мария Владиславна наверняка оговорила, как "Попить кофею, да погадать на кофейной гуще. Уж в этом-то, никто не сомневался, мадам Григорьева подлинная умелица!
Значит, с оповещением о богатстве Астаховых придется погодить, а пока "привести к присяге" Агриппину, которая наверняка сгорает от любопытства.
– Агриппина, – самым равнодушным тоном начала говорить Софья, – а не хотела бы ты узнать, откуда на моих вещах постоянно появляется пыль, и почему давеча ванна оказалась грязной?
Расчет княжны оказался верен – глаза горничной загорелись. Положительно, любопытство когда-нибудь её погубит. Она выдохнула:
– Конечно, хочу!
Соня сделала вид, что колеблется.
– Понимаешь, дело в том, что это – страшная тайна…
Агриппина даже застонала от предвкушения.
– …и княгиня о ней ни в коем случае не должна знать!
Теперь Соня могла наблюдать, как любопытство горничной сражается с её чувством долга. По лицу бедной девушки даже заструился пот, и Соня сжалилась.
– До завтрашнего дня. А завтра я сама все расскажу ей и покажу.
Лицо Агриппины прояснилось.
– Клянусь, Софья Николаевна, я буду молчать!
Она подумала и добавила:
– До завтра.
Соня расхохоталась.
– Договорились. А теперь бери ведро, тряпку и иди за мной.
В глазах горничной промелькнуло разочарование. Слово "тайна" никак не вязалось в её представлении с каждодневными обязанностями.
Но по мере того, как они подходили к кладовой, Агриппина все больше недоумевала, и теперь на её лице явственно читались сомнения: уж не разыгрывает ли её княжна?
На всякий случай, касаясь нужных камней, Соня постаралась закрыть их собой, чтобы Агриппина не могла её движение повторить. По крайней мере, если и повторить, то не сразу. Она не собиралась показывать служанке ящик с золотыми слитками, достаточно и самой потайной комнаты.
Когда стена стала отъезжать в сторону, Агриппина от страха подалась назад и тихонько заскулила подобно перепуганному щенку. Она ожидала всего, чего угодно, но такого!..
– Свечу зажигай! – сказала ей в ухо Соня и первой нырнула под полку.
Бледная, дрожащая Агриппина нерешительно шагнула на порог комнаты. Но, оглядевшись и не обнаружив ничего опасного, девушка повеселела.
– Мамочки мои, сколько же здесь пыли! – по-хозяйски воскликнула она. – Небось, лет десять никто не убирал.
– Десять! – фыркнула Соня. – Бери выше – все шестьдесят.
– Шестьдесят, – недоверчиво повторила Агриппина. – Это что ж выходит… ни княгиня, ни её муж про эту комнату не знали?
– Никто не знал. Кроме моего умершего деда, – Соня чуть было не оговорилась "погибшего", но решила, что прислуге знать об этом вовсе необязательно. То есть, она уже что-то такое знала, но не из уст же Сони! – Придётся тебе, голубушка, немного здесь поработать.
– Знамо дело, – кивнула Агриппина, привычно выжимая тряпку.
– Нет-нет, – Соня оттащила её за руку от шкафа с колбами и слитками и подвела к покрытому пылью бюро. – Для начала отмой мне вот эту конторку здесь должны быть кое-какие бумаги.
Освобожденное от пыли бюро преобразило и потайную комнату. Она стала выглядеть едва ли не как обычный кабинет, разве что с непривычным каменным полом и неоштукатуренными каменными стенами.
Дневник Соня нашла почти сразу. И это было даже неинтересно. Раз уж сталкиваться с тайнами и секретами, то открывать их нужно долго и трудно. О чём она думает? Как ребёнок, честное слово!
Ей захотелось тотчас унести свою находку к себе и внимательно просмотреть. Но умоляющие глаза Агриппины остановили её – девушке хотелось побыть здесь ещё.
Пришлось рассказать ей, для чего в комнате стоит вытяжная труба, похожая на обычную печь, показать колбы, реторты, которые Агриппина осторожно потрогала пальцем.
Попутно девушка, где могла, протирала от пыли то огромный каменный стол, то оставленные на нем когда-то стеклянные предметы. Оторвалась она от дела с великой неохотой и умоляюще спросила:
– А мне можно будет прийти сюда ещё раз?
– Можно, – разрешила Соня, – будешь ходить вместе со мной.
– И вы тоже будете делать опыты, как дедушка? – с замиранием сердца спросила горничная.
– Не знаю, – смутилась Соня: эта мысль никак не хотела угнездиться в её голове.
– Жалко, – вздохнула Агриппина.
– Тебе-то зачем? – удивилась княжна.
– Я такое на картинке видела. Красиво, – призналась служанка. – И такие же… колбы здесь, как на картинке.
– Интересно, что это за картинка такая? Ты мне её покажешь?
– Покажу, – просияла Агриппина, принимая интерес княжны за согласие и впредь брать её с собой. – Я её у лотошника за две копейки купила.
А у самой княжны мысли унеслись в прошедшую ночь. Вот здесь Разумовский приподнял её подбородок, вызвав гнев Сони. Здесь на ступеньках он поджал ей руку… Опять она о нём думает! Что же это за напасть такая!
Закрыла Соня потайную дверь уже привычно легко. Агриппина понесла ведро с грязной водой, а княжна вернулась к себе. Первое, что она нашла, это место, откуда была вырвана страница. Наверное, дед сгоряча её написал, а потом подумал, что оставлять её смертельно опасно. Но подобная предусмотрительность, увы, его не спасла.
Страницы дневника перемежались описанием происходивших с Еремеем Астаховым событий с рецептами кремов, большинство из которых князь изобретал и опробовал сам. Правда, для этих нужд при нем состояли двое крепостных: мужчина по имени Степан и молодая женщина по имени Параска.
