– Что с Вами, миледи? Вы выглядите такой грустной.
– Грустной? – подняла взгляд Ирена. – Знаешь, Эйда, с одной стороны, я самый счастливый в мире человек, а с другой – абсолютно несчастный.
– Как это? Одновременно?
– Да, Эйда… Я никому никогда не говорила, и ты будешь первой, кто это услышит. Все знают, что я люблю кататься на Буране, что часто отлучаюсь из дворца, но мало кто догадывается, где я провожу время. Конечно, прогулки вдоль Темзы – это святое, но… далеко не всегда я бываю там. А по большей части просто гуляю по улицам города.
– Лондона? – приподняла брови мисс Браун.
– Да, конечно. Лондона и его окрестностей. А совсем недавно я встретила отряд очень отважных людей, таких дружных и таких замечательных! Они друг за друга горой стоят. Я уверена, что каждый из них готов, не задумываясь, отдать жизнь за соратника. Ты знаешь, мы очень быстро сошлись, мы очень быстро сдружилмсь – они меня… – на миг Ирена замолчала, подбирая нужное слово, – понимают. По-ни-ма-ют. И наши отношения искренни и чисты, потому что… они не знают, кто я. Это вовсе не то, что при дворе: ни лести, ни лжи, ни интриг. Это чудесно, Эйда.
– Хм… И сколько же их, Ваше Высочество, этих чудесных друзей?
– Их сорок человек, – обратив бирюзовый взор на камеристку, ответила девушка.
– Сорок? И все мужчины?
– Хм… Да, я как-то не задумывалась об этом, – заправив прядь волос за ухо, промолвила Ирена. – Хотя здесь нечему удивляться – я выросла как мальчишка. Отец и дядя слишком много внимания уделяли моему «правильному» воспитанию. Впрочем, и женственности мне хватает: мама за 10 лет успела вбить в мою непоседливую голову все эти женские премудрости. Хотя, конечно же, меня воспитывали как наследника, наравне с Генри и Чарльзом
[41], а не как обычную принцессу.
– Почему же тогда Вы несчастливы, миледи?
– Потому что я не могу сказать им правду, – вздохнула наследница. – Не могу, понимаешь? И осознание этого ужасно. Они открыты, а я… Я, получается, лгу им…
– Не драматизируйте, миледи. Так сложилось, и в этом нет Вашей вины. Вы не лжёте, а лишь не договариваете истину…
– Возможно, ты и права, Эйда. У меня слишком богатое воображение.
Ирена приподнялась на кровати и скинула с плеч рубашку, позволяя заботливым рукам камеристки протереть её кожу тёплым влажным полотенцем.
Уже через четверть часа полностью одетая наследница стояла у зеркала, поправляя волосы. Обернувшись к мисс Браун, она проникновенно произнесла:
– Эйда… помни, что я никому не говорила про свои отлучки в Лондон.
– Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу, миледи… Даже если меня поведут на пытки.
Анжелина вскоре вернулась разгневанная, вихрем взлетела по ступенькам, злобно стуча каблучками, хлопнула дверью и до вечера не показывалась из своей комнаты никуда, никого не принимая, даже канцлера.
В отличие от неё, герцогиня д’Альбре отсутствовала в Виндзоре довольно долго. Ближе к вечеру, прогуливаясь по Нижнему парку, француженка заметила стройную фигурку Ирены и поспешила к ней.
– Ваше Высочество, Вы прекрасно выглядите, – склонившись в реверансе, констатировала де Нанон, встретившись на аллее с наследницей словно случайно.
– Ох, видели бы Вы меня, маркиза, утром, – улыбнулась дочь короля в ответ, называя гостью двора тем титулом, который был ей известен.
– Могу догадаться, – приветливо кивнула Констанция. – Я сама жутко не люблю балы и эти бесконечные танцы, особенно когда церемониймейстер придумывает вплести меня непременно не в один акт, а сразу в несколько. Наутро я чувствую себя совершенно разбитой…
Ирена дружелюбно кивнула. Такой расклад разговора ей нравился, и принцесса почти забыла, как накануне сгорала от нетерпения узнать, о чём беседовали в танце Джон Райт и маркиза Суасонская. Спросить напрямую не представлялось возможным, а умирать от догадок смысла всё равно не было.
Д’Альбре же отметила, что ключик к потайной дверце принцессы Уэльской найден: девушка вовсе не была капризной, а действительно не любила высшего общества…
Тем временем в лесном лагере шло бурное обсуждение прошедшего бала. Казалось, что галдеть юноши на полянке не переставали всю ночь, наперебой вспоминая вкусности королевской кухни, фанфаронские рассказы напыщенных лакеев о жизни у своих господ, мимолётные встречи с хорошенькими горничными и иные приключения, которые выпадают на долю простых англичан не каждый день.
Больше всего, конечно, пытали друзья Робина, и без того склонного к приукрашиванию. Винтер же на эпитеты не скупился и в красках рассказывал о том, как проходил торжественный приём в атриуме дворца.
В отличие от своего друга и брата, Красный Джон весь день провёл в молчаливых занятиях: он чистил шпагу, менял сбрую лошадям и даже лично сложил все графские вещи назад в сундук. Всем своим видом командир давал понять, что ему совершенно не интересны беседы зелёной молодёжи, и вспоминать день минувший не имеет никакого смысла.
Едва стемнело, Анжелина снова отдала распоряжение седлать коня, обрядилась в амазонку и выскользнула из дворца.
Один из кавалеров Ордена Подвязки как-то рассказывал в её присутствии о том, что в окрестностях Лондона промышляет группа разбойников под предводительством Чёрного Джона. И отчаянная маркиза решила во что бы то ни стало их отыскать.
Конечно, неразумным шагом с её стороны было не взять с собой никакой охраны, но в таком щекотливом деле, какое она задумала, леди Линкольн не могла полагаться ни на кого. Отчасти она была уверена, что её имя ассоциируется в народе с не меньшими разбойничьими эпитетами, за тем лишь исключением, что власть первой леди была законной, и поборы, которые устраивали кавалеры Ордена Подвязки, шли в казну.
Верхом на белом скакуне, казавшемся ночью серым, вся обтянутая в чёрную кожу с широкой юбкой-амазонкой поверх трико, Анжелина неслась сквозь мглу, словно чёрный ангел, потерявший крылья. Аккуратная чёрная шляпа с красными розами бросала тень на половину её лица и скрывала под тульей локоны. Перчатки и подол амазонки украшали алые атласные ленты, в свете яркой щербатой луны казавшиеся кровавыми пятнами на костюме. Образ завершала огромная рубиновая брошь в золотой оправе – любимое украшение маркизы Линкольн, доставшееся ей от матери при рождении. Внимательно присмотревшись, на середине рубина можно было разглядеть стёртую временем гравировку двухцветной розы – символа Тюдоров.
Под плащом, у пояса красавицы рядом с пистолетом скрывался увесистый мешочек с золотом… Именно на языке огня и металла первая леди собиралась общаться с разбойниками.
Утром этого дня Анжелина посещала ведьму, обратиться к которой племянницу короля толкнули уязвлённое самолюбие, жажда власти и самоутверждения. Старуха пообещала своими заклинаниями и манипуляциями свести наследную принцессу с ума, тем самым освободив дорогу к трону заказчице.
