Архивные документы государственных учреждений и общественных организаций свидетельствуют о том, что некоторые из них в связи с вопросами своей деятельности обращались к опыту существования Советов 1905 г. (особенно – Петербургского совета рабочих депутатов). Представители государственной власти оценивали Советы как противозаконные, опасные для правящего строя организации. Документы Департамента полиции МВД за 1913 г. содержат такие отсылки к Петербургскому совету. В октябре 1913 г. полковник Петербургского охранного отделения М.Ф. фон Котен докладывал директору Департамента полиции В.Ф. Джунковскому о том, какие меры были приняты полицией в целях подавления и прекращения революции в 1905 г. Начиная с событий «Кровавого воскресенья» 9 января, автор доклада переходит к «общей политической и рабочей забастовке» октября – начала декабря. Он отмечает, что после издания Манифеста 17 октября «революционная смута» продолжалась вплоть до ареста председателя Петербургского совета рабочих депутатов Г.С. Хрусталёва-Носаря, а затем – исполкома Совета
[357]. Автор вывел основные предупредительные меры из всей совокупности мероприятий по подавлению революции: наблюдение за жизнью на фабриках и заводах, в различных общественных местах; наблюдение за учащимися высших учебных заведений, за населением в целом; наружное наблюдение за членами революционных организаций, агентурное освещение их работы. Также было увеличено финансирование охранного отделения, в частности, повысилось жалованье секретных сотрудников. Репрессивные меры, отмечал докладчик, выразились в ликвидации преступных сообществ и арестах отдельных лиц. Зачем в 1913 г. полиция обратилась к осмыслению опыта 1905 г.? Вероятно, такая информация понадобилась руководству Департамента полиции ввиду того, что в 1913 г. начался новый подъём рабочего и революционного движения, а петербургские эсеры создали местную партийную организацию, одной из важных составных частей которой был орган под названием «Совет рабочих депутатов ПК ПСР». Опыт подавления революции в 1905 г., очевидно, предполагалось использовать в ходе волнений 1913 г. Как показала реальная практика работы Департамента полиции и Петербургского охранного отделения, именно названные в докладе меры были ими использованы для ликвидации местных революционных организаций в 1913–1914 гг.
Определённый интерес к опыту существования Петербургского совета рабочих депутатов проявляло и подведомственное Департаменту полиции Петербургское охранное отделение. Например, в записке «Состояние профессиональных рабочих союзов в Санкт-Петербурге в апреле 1909 года» сделан экскурс в историю создания профессиональных союзов, отмечалось, что революционному движению в 1905 г. был нанесён «сильный удар» арестом председателя Петербургского совета Г.С. Хрусталёва-Носаря, а «второй удар, и притом смертельный», – арестом всего исполкома Совета, после чего, как выразился автор записки, революционные организации «стали возвращаться в норы своего подполья (выделено мной. – И.С.)»
[358]. Последняя фраза ярко характеризует восприятие охранным отделением революционеров. Опыт Петербургского совета 1905 г., таким образом, всегда учитывался при анализе какого-либо факта или тенденции революционного брожения, состояния рабочих организаций на определённом этапе.
Само имя председателя Петербургского совета Г.С. Хрусталёва-Носаря уже приковывало внимание со стороны охранного отделения. При обысках в домах подозрительных лиц в описях найденных вещей отдельной строкой обычно указывались портрет Г.С. Хрусталёва-Носаря, фотографии группы членов Совета рабочих депутатов с её защитниками (на суде в 1906 г.). Так было, например, в составленном протоколе обыска в помещении правления профессионального общества по обработке металлов в Петербурге 5 февраля 1912 г.
[359] Любой факт о членах Петербургского совета, установленный в связи с каким-либо подозреваемым или обвиняемым лицом, служил для полиции основанием подозревать человека о контактах с ними. Так было, например, при обыске у крестьянина Александра Жукова в связи с его активной деятельностью в Петербургской организации РСДРП в апреле 1910 г. Сотрудники полиции нашли у него 16 открыток с фотографиями членов Совета рабочих депутатов
[360]. Конечно, сам факт наличия таких материалов не свидетельствовал о том, что их владельцы чтили память о Советах 1905 г., но, с другой стороны, пристальное внимание к ним со стороны сотрудников охранного отделения более чем показательно. Так, как вспоминал (уже после 1917 г.) слесарь Невского судостроительного и механического завода Фрол Петров, у которого в июне 1913 г. был обыск в связи с его революционной деятельностью и, в частности, поддержкой большевиков распространением прокламаций (а результатом обыска среди прочего были и почтовые фотокарточки членов Петербургского совета), когда полицейские нашли эти карточки, то «шпик сказал: “ага, это к кнопке”… Начали меня спрашивать тогда они, как я знаком с депутатами и кто мне дал эти карточки»
[361]. И хотя Петров отрицательно отвечал на вопросы о связях с депутатами и утверждал, что не помнил, откуда у него карточки, важен сам факт интереса полиции к связям с депутатами Совета: очевидно, что представители власти стремились максимально ликвидировать любые преступные проявления, связанные с заявившим о себе в 1905 г. на всю страну Петербургским советом рабочих депутатов.
Итак, представление Департамента полиции МВД и Петербургского охранного отделения о Советах 1905 г. заключалось в том, что эти организации носили антиправительственный, преступный характер, поэтому любые вещи, свидетельства, так или иначе говорившие о них, указывали представителям полиции на возможность революционных событий или волнений, на активизацию работы революционного движения, находившегося в подполье; соответственно, сотрудники этих учреждений опасались повторения в том или ином виде событий 1905 г., принимали предупредительные меры в отношении разных лиц, обобщали опыт своей работы в революционное время.
Так или иначе, опыт Советов 1905 г. осмыслялся и иными представителями власти. К примеру, вопрос о Советах 1905 г. был затронут в соображении сенатора К.П. Змирлова «К вопросу о влиянии железнодорожных забастовок, имевших место в 1905 году, на ответственность железнодорожных предприятий» (дата документа – 27 марта; судя по хронологическому расположению материалов в архивном деле фонда Петербургского общества заводчиков и фабрикантов, это может быть 1912 г.). Змирлов рассматривал с юридической точки зрения вопрос об ответственности предприятий за убытки, причинённые хозяевам груза и пассажирам ввиду «общих волнений в государстве и забастовок железнодорожнослужащих»
[362]. Подробно автор останавливается на деятельности Всероссийского железнодорожного союза, ставшего одним из инициаторов всеобщей почтово-телеграфной забастовки октября 1905 г. Отмечая, что забастовки того периода носили не только экономический, но и политический характер, Змирлов заметил, что к Союзу примкнул ряд «политических союзов», в том числе и Петербургский совет рабочих депутатов, а по инициативе последнего начались все три забастовки – в октябре, ноябре, декабре 1905 г. Почтово-телеграфная забастовка, по мысли Змирлова, была вызвана политическими митингами в разных городах, где разжигались «народные страсти», где принимали участие разные политические организации, стремившиеся к «низвержению всего государственного строя»
[363]. События ноября-декабря 1905 г., по мысли Змирлова, доказали, что, если Совету и не удалось провести в жизнь свои резолюции, то только благодаря «энергическим мерам борьбы правительства с революционным движением»
[364]. Итак, все железнодорожные забастовки второй половины 1905 г., заключает Змирлов, неразрывно связаны со «смутою и мятежным восстанием в государстве», что является общепризнанным фактом, не требующим доказательств. В этом соображении сенатора К.П. Змирлова представляет интерес, прежде всего, понимание представителем власти Советов и иных революционных организаций 1905 г. как порождения некого хаоса, в силу наличия которого не могут и не должны нести ответственность лица, в обычной обстановке в полной мере её несущие.
