Нравилось и все, что они с Игорем здесь делали.
Не любитель пассивного отдыха, Игорь, конечно придумал, чем заниматься. Его деятельной натуре хватило одного дня лежания на солнце, после чего он начал устраивать приключения.
Потрясающие, ни с чем не сравнимые приключения, которые яркими картинами падали Наде в копилку памяти. Все производило на нее неизгладимое впечатление, ведь прежде у нее был такой спокойный, скучный образ жизни, Кир не позволял ничего другого.
Они с Игорем плавали – нет, конечно, «ходили», ведь плавает не лодка, а «известно, что», просветил ее Игорь - на байдарке по бухтам. Надя давно мечтала походить на байдарке, но ожидала, что это произойдет на речке и когда-нибудь потом. Возможность же обрести «первый» байдарочный опыт на Черном море, казалась совсем сказочной.
А уж как приятно и легко было постепенно осваивать байдарочную греблю, когда за спиной она ощущала, как ее «капитан» с кормы любуется ее затылком, загоревшей шеей… и, наверняка, думает, что хорошо бы свернуть куда-нибудь под свод скал, причалить и уединиться с ней прямо на природе.
Конечно, они вытворяли подобные вещи. Лучшего номера в самом престижном отеле им не хватало, всегда старались найти тихое местечко в окрестностях. Такие уголки был и в бухточках, и в рощицах… Игорь крепко держал ее за руку, а его глаза хищно осматривали пространство в поисках места для уединения, и внимательная Надя тоже начинала стрелять глазами по сторонам в поисках удобного места, а внизу живота сводило от сладкого нетерпения...
И, конечно, далеко не всегда они вспоминали о предохранении.
Секс на природе, где-нибудь под деревом или прямо в теплом море, вообще оказался чем-то невероятным. Такого глубочайшего единения, словно они становились одним целым не только друг с другом, но и со всем, что окружает - с воздухом, с горами, с водой – Надя и представить себе не могла. А после сладкого вечера в можжевеловой роще, она подумала, что ее теперь всегда будет возбуждать запах можжевельника…
Кроме байдарки, Надя начала осваивать сап (sup). Это была доска для серфинга, но не такая легкая и верткая, как те, что используются, чтобы балансировать, кататься на волнах. Сап был больше, устойчивее и управлялся веслом. На нем нужно было стоять, каким-то чудом соблюдая равновесие, и подгребая веслом то с одной стороны, то с другой, ходить по морю, как хочешь. Конечно, ловить волну тоже было можно, но Наде пока было не до того.
Основной ее задачей оставалось держать равновесие и не лететь в воду при первой же попытке изменить курс маленького судна. Второй задачей было любоваться Игорем, который делал легкие, непринужденные движения веслом, собранно и красиво группировался, выставлял ногу, и доска летела на волне вперед. Якобы учиться на его примере, слушать его, а на самом деле пропускать половину мимо ушей, заглядевшись на его обнаженный загорелый торс и собранные, ловкие движения.
В общем отдых был шикарный. Надя начала полностью расслабляться. И, наверно, как это нередко бывает, если слишком расслабишься, жизнь преподнесла неприятный удар.
Слишком она все отпустила. Даже будущего совсем перестала бояться.
Теперь ей казалось, что в жизни вообще нечего бояться. Что у нее есть Игорь, что их жизнь будет интересной, полной, а главное – исполненной любви. И никакие беды ее больше не коснутся, всегда теперь будет более-менее хорошо. Да не такие уж беды и были в ее жизни… Люди терпят куда худшее, а она, видите ли, кисейная барышня,так страдала от такой вообще-то ерунды…
К тому же Надя начала думать, что если она вспомнит тот, самый страшный вечер своей жизни, то ничего ужасного не случится. Словно дала себе разрешение вспомнить это. Перестала каждый день дополнительно запечатывать черный ящик.
И да, черная зона на киноленте ее жизни, вдруг начала просветляться. Сперва она стала восприниматься как бордовая, в ней начали всплывать какие-то звуки и отдельные картинки. Потом стала светло-коричневой.
И вот тут Надя вспомнила по-настоящему. Не столько зрительные образы, их ведь почти и не было. Все больше тактильные – чувство удушья, когда Кир душил ее, удары, словно ее колотили палками, и потом… самое ужасное – мало воздуха, мало… и она заперта в черном гробу. Не может выбраться.
Но не тактильное было самым страшным, нет, самым страшным было то ощущение себя вещью, что сопровождало ужасные моменты.
Кир все время делал ее вещью, устраивая проверки, лишая ее воли, шантажируя. А в тот вечер, избивая ее, положив ее в шкаф, как куклу, он словно доказал ей это.
Сначала Надя ничего не сказала Игорю. Просто не хотела его расстраивать и слушать, что им обязательно нужно поехать к лучшим психологам и специалистам. Да не хочет она к специалистам!
Вообще ничего не хочет. Можно только дальше делать вид – в первую очередь перед самой собой – что ничего не помнит. Вернее, что ничего не было.Ведь, что с этим можно сделать? И что кому можно объяснить…? Как объяснить это чувство человеку, который не испытывал на себе насилия, не был жертвой?
Чувство, что ты ранен, испорчен навсегда, и это не лечится. Сейчас ты можешь иметь самую лучшую на свете жизнь, тебе может быть лучше всех. Но ты никогда не сможешь испытывать счастье и радость в полной мере, как мог бы человек, в чей судьбе не было насилия. Потому что ты уже ранен. Это уже произошло, и этого не изменить. Сейчас тебе хорошо, но ты постоянно чувствуешь шрам, оставленный прошлым.
Тебя уже сделали вещью. Ты уже был ее, и этот невыносимый опыт остается навсегда.
Надя не верила, что кто-нибудь может ей помочь. Это просто будет с ней теперь всегда. Нужно лишь привыкнуть. Потому что она – по своей дурости – вскрыла «черный ящик», в общем-то сама виновата.
Это как рана, которая зарубцевалась, но шрам остается, и никакая пластическая хирургия почему-то не может его убрать. А порой ты видишь что-то, напоминающее о прошлом, или просто вдруг погружаешься в свою память, и шрам начинает болеть, ныть.
А память неудержимо забрасывает тебя в тот самый момент. Ты перестаешь осознавать сияющий солнечный день и соленые капли на коже, даже улыбка любимого меркнет перед взглядом… Оказываешь там и тогда, в той невыносимой ситуации, с тем невыносимым ощущением.
… Конечно, скрыть от Игоря ничего не удалось. Он заметил изменения в ее поведении. А как тут не заметить? Она поникла, стала отрешенной. Иногда он видел, что она просто зависает – взгляд становится отсутствующим, застывает в одной точке. Порой она просто не отвечала, когда он к ней обращался.
У Нади началось то, чего Игорь и боялся – «постравматическое стрессовое расстройство» (как известно, Игорь в последнее время начинался статей по психологии экстремальных ситуаций) – ПТСР. Началось не сразу после травмы, а теперь, когда самое страшное вскрылось, вышло на поверхность.
Надя не начала "ритуалить". Другое. Она просто словно замерла, устремив взгляд в себя, в то страшное, что ей пришлось пережить.
28-2
